Мележиков рассказал подробности работы в «Спартаке»
Евгений Мележиков в редакции «СЭ».
Фото Федор Успенский, «СЭ»
Евгений Мележиков.
Фото Федор Успенский, «СЭ»
Евгений Мележиков и Юрий Семин.
Фото Дарья Исаева, «СЭ»
Обозреватели «СЭ» встретились с бывшим генеральным директором красно-белого клуба.
Евгений Мележиков руководил «Спартаком» не день и не месяц. Два с половиной года!
Но, удивительное дело, не знали мы о нем ничего. Натыкались на странную стену попытки выяснить элементарное — где родился уважаемый генеральный директор?
Доходили до нас какие-то обрывки — был военным. Что подтверждала телевизионная картинка: выправка у нашего героя, как у доктора Ватсона. Догадался бы всякий.
Так называемые открытые источники сдержанно информировали: успел побывать Мележиков вице-президентом «Локомотива» во времена Наумова и Смородской. Что обещало россыпь прекрасных историй.
Это Мележикову мы должны были быть благодарны за то, что на трибунах полицию сменили стюарды. Собственно, все.
Прежние его интервью были образцово строги и далеко от футбольной темы не отходили.
Со «Спартаком» Евгений Владимирович расстался. Чуть передохнув, согласился на разговор обо всем на свете.
«Копейка»
— Покинули «Спартак» вы десять месяцев назад. Как их провели?
— До чего не доходили руки последние пять лет — до того дошли сейчас. Занялся квартирой, дачей… Ну и семьей, естественно. У меня трое внуков!
— Ого. В 50 лет?
— Да, я в 20 женился. В 21 супруга уже двойней порадовала. Дети выросли, старшему внуку два года, младший родился четыре месяца назад.
Пока работал, не получалось уделять внимание семье. Да и вообще в то время меня раздражало все, что от работы отвлекало. Понимаю, что это неправильно, но по характеру не мог абстрагироваться от постоянно возникающих проблем, а «Спартак» скучать никому не даст. После ухода взглянул на себя со стороны и понял, что нужен отдых. Слишком высокий держал темп.
— Кто-то нам говорил: «Вот закончу с работой, махну на Северный полюс». Вы куда-нибудь рванули?
— Поначалу не хотелось никуда ехать. Навалилось много личных дел. А в феврале полетел с супругой в Абу-Даби. Совместил отдых с футбольным турниром. Повидался с коллегами, ребятами из команды.
— Еще чем себя порадовали после ухода из «Спартака»?
— Да порадовал немного… Правда, вынужденно. Купил автомобиль. Прежде машины были служебные.
— Что взяли?
— «Мерседес». А то раньше постоянно ездил на джипах. По своему росту, характеру привык к большим и мощным машинам. Маленькая была лишь одна. Еще когда служил. «Копейка»!
— Тоже ничего. Для тех времен.
— Права не успел получить, а автомобиль уже приобрел. Мальчишеский поступок. Не помню, сколько лет было этой «копейке» — но, когда ее мыл, в салоне стояла вода.
— Почему?
— Настолько проржавевшая. Рассекал на «копейке» по маленькому городку Ипатово Ставропольского края. Военных там не останавливали. Но ездить приходилось исключительно в форме. Как-то даже главу администрации умудрился подвезти. Я был членом избирательной комиссии в воинской части.
— Так и осталась на приколе в вашем Ипатове?
— Немного привел в порядок — и продал! Помню, на рынке стоял и нахваливал: «Она так едет — вы не представляете…» Вырученных денег хватило на видеомагнитофон и норковую шубу жене. 1996 год.
— За эти десять месяцев предложения о работе поступали?
— Первое получил сразу после увольнения из «Спартака». Были и другие. Но пока всё на паузе. Спасибо тем, кто посчитал, что могу пригодиться. Это было важно для меня. Но быстро такие вопросы не решаются, да я и не форсирую.
— От первого предложения сами отказались?
— Нет. Это проект, связанный с развитием спортивной инфраструктуры. Начали прорабатывать — и застопорился вопрос с финансовым обеспечением.
— Свой бизнес у вас есть?
— Давно нет. Пришел в «Спартак» в 2013-м — и все свернул. Работа в клубе времени не оставляла ни на что.
— Что за бизнес?
— Сначала — охранный, с моими друзьями. Еще были строительные проекты. До прихода в «Спартак» уже чувствовал себя в финансовом смысле довольно спокойно, был независимым.
— Сегодня, судя по «Мерседесу», тоже?
— И слава богу!
Фото Федор Успенский, «СЭ»
Чирчик
— Руководили таким клубом — но информации о вас минимум. Даже не удалось выяснить, в каком городе родились. Знаем только дату.
— Я из Ставропольского края, город Невинномысск. После военного училища могли по желанию распределить на Северный Кавказ. Мало кто туда рвался. Все-таки близко к горячим точкам. А для меня это родина — с удовольствием поехал!
— Давайте восполнять пробелы. В 1990-м вы поступили в Тульское артиллерийское училище?
— Совершенно верно.
— Почему туда?
— Мать развелась с отцом, когда мне было семь лет. Вскоре он умер. А года через три появился отчим, офицер.
Самые сознательные годы я прожил в семье военного, так что гражданские вузы и не рассматривал. При этом получил высшее инженерное образование. Основная специализация — радиоэлектроника, радиолокация. Ехал поступать в Тулу из узбекского города Чирчик. Трое суток в поезде: смотрел на верблюдов в пустыне и питался мамиными пирожками.
— В Узбекистан судьба забросила отчима?
— Ну да. До этого три года прожили в Москве, пока он учился в академии. Здесь у меня и сестра родилась. Потом перебрались в Чирчик. Там я окончил школу, занимался плаванием.
— Русскому мальчику в том Узбекистане жилось несладко?
— В Чирчике было много русских. Городок военных. Но сложные времена рождают непростых подростков. В моем классе не курили двое — я и мой товарищ, который занимался боксом.
— Остальные налегали не только на табак?
— Насвай, анаша — этой дряни было полно. Баловались девочки и мальчики. Вечерами еще и выпивали.
Последний раз был в Чирчике, когда учился на первом курсе. Приехал в отпуск и почувствовал, что ситуация закипает. Несмотря на природную доброжелательность узбеков, отношение к русским изменилось. Им стало совсем некомфортно. Даже невыносимо. Оскорбления, проблемы на работе…
— Ваши близкие оттуда уехали?
— Да, мать с маленькой сестрой возвратилась в Невинномысск. С отчимом развелась. Он продолжал служить.
— Самое интересное, что с вами случилось за пять лет в артиллерийском училище?
— Там я был одновременно и на хорошем счету, и хулиганом. На первом курсе меня назначили командиром отделения. На втором стал старшиной младшего курса. 180 человек в подчинении! А в конце третьего чуть не отчислили.
— Что натворили?
— Похулиганил, скажем так. Меня вызвал начальник училища, внимательно взглянул. Задал один вопрос: «Ты хочешь учиться?»
— А вы?
— Со слезами на глазах ответил: «Очень хочу!» Уже думал: вот сейчас выгонят — и куда ехать? Обратно, в Ставропольский край? А он решил меня оставить! Правда, разжаловал в рядовые.
— История-то без криминала?
— Конечно! Просто товарищей решил прикрыть — а сам попался.
— Какой-то «самоход»?
— Куда ж в военном училище — и без «самоходов»?
Дедовщина
— С дедовщиной столкнулись?
— В училище — нет. Там дисциплина, контроль командиров. Мы все одногодки, а старшие курсы жили в отдельных казармах. Пересекались разве что на плацу и немного в учебных корпусах. Да и контингент довольно приличный — когда я поступал, конкурс был пять человек на место. А на более продвинутую специальность, куда изначально хотел, доходило до пятнадцати.
— Куда хотели?
— На «программирование». Но получил четверку по математике. На этом все закончилось. Пришлось отправляться на «радиолокацию».
Что касается дедовщины, то по минимуму соприкоснулся с ней в армии, когда был командиром взвода. Солдаты у нас постоянно на виду, мы порой даже ночевали в казарме. А в шесть утра уже все на зарядке. У «дедов» никакой возможности распоясаться. Но приключилась тяжелая история.
Через три недели службы сбежал срочник. Причем не из-за «дедов». Ему по воспитанию, характеру армия была в тягость. Да еще нас периодически кидали на усиление в зону горячих точек. Вот и рванул с автоматом куда глаза глядят.
— Нашли?
— Да, застрелившимся. За городом, под акацией. Яркий пример, как бывает тяжело ребятам в армии. Все три недели отправлял маме горестные письма: «Пишу на сапоге убитого товарища…» Хотя ничего такого не было и в помине.
— Кто-то рассказывал нам, что в армии к визитам начальства красил траву.
— Я тоже красил. Правда, не в армии, а когда уже работал в футболе.
— Господи. Зачем?!
— Сам-то, конечно, не красил, но с такой практикой знаком. Это нужно для нормальной телевизионной картинки в случае, если травяной покров неравномерный или появились проплешины. Замазывали не обычной краской, а распыляли натуральную смесь зеленого цвета.
— Надо же.
— Это и в «Локомотиве» случалось пару раз, и в «Спартаке». И даже в Лужниках на финале Лиги чемпионов, где я работал по линии правительства Москвы. Отвечал за координацию негосударственных служб обеспечения безопасности с силовыми структурами.
Фото Дарья Исаева, «СЭ»
Увольнение
— На гауптвахту попадали?
— Сутки просидел. Как раз когда чуть не отчислили из училища.
— Ну и что такое гауптвахта?
— Как тюрьма. Одиночные камеры. В тульском гарнизоне дислоцировалась десантная дивизия — на гауптвахту свозили туда, своей у нас не было. Ты курсант, а охраняют тебя взрослые десантники. Сидел и представлял, что обо мне сейчас думают в училище.
Когда курсанта в городе задерживал патруль без увольнительной — это ЧП. Практически всех отправляли на гауптвахту, если вовремя командиры не перехватывали под личную ответственность.
— Попались в Туле?
— Да. Но обычно бегали мы резво!
— Если так здорово бегали — значит, прошли через жесткие марш-броски?
— Как и все военные. Это нормально: раз в две недели — десятикилометровый кросс с полной выкладкой. Я ведь был в сборной училища по офицерскому троеборью: бег, плавание, стрельба. Марш-бросок наказанием не считался. Вот сейчас было бы тяжеловато.
Завидую Артему Реброву — в серьезном возрасте человек пристрастился к бегу и получает от этого удовольствие. Мы тогда тоже бежали — и на ходу друг другу анекдоты рассказывали. Еще отстающим помогали вещмешок тащить или автомат. Время-то замеряют по последнему. Наказывали нас иначе.
— Как?
— Строевой подготовкой. В жару особенно неприятно. Все командиры этим грешили, да и я не исключение — гонял подразделение по плацу.
— Мы удивляемся — как при таком характере не вышли в генералы.
— Мечтал! Со временем меня перевели в службу собственной безопасности погранвойск. Совершенно удивительный багаж знаний, в дальнейшем здорово мне помог. Отучился в Москве по этому направлению — и попал во Владикавказ, а оттуда в Новороссийск.
— Новороссийск — не город, а мед.
— Нам с супругой там было очень тяжело. Если во Владикавказе жил без семьи, то в Новороссийск приехали Галя и дети. А цены московские, вся зарплата уходила на съем однушки.
На еду уже не хватало. Еще и зарплату в те времена задерживали по полгода. Выкручивались так: что-то брали в столовой — с разрешения командира части. А иногда и без. (Улыбается.) Картошку, макароны, консервы…
Увольняться из армии я не планировал, несмотря на уговоры жены и ее родителей. Они купили дочке квартиру в Москве. Хотели, чтобы я или ушел со службы, или перевелся в столицу. А тут завершился мой первый контракт и на вопрос командира: «Будете продлевать?» — я вдруг задумался.
— Отказались?
— Решил уволиться и ехать в Москву. Все-таки семье было тяжело.
— А звание?
— Закончил капитаном, немного не хватило до майора. Двух-трех месяцев.
— Может, стоило дотерпеть?
— Пришлось бы подписывать новый контракт — на три года. Ну куда? Смотрел я на своего командира, полковника предпенсионного возраста, — тот дослуживал ради каких-то льгот, жилья… Это я еще понимаю. Мне квартира не светила. До полковника служить и служить. А когда станешь им, никому не нужен будешь. Я сам на гражданке полковников на работу старался не брать.
— Почему?
— Полковник привык руководить. А мне необходимы люди, которые будут работать.
— В те годы шла чеченская война. Туда был шанс попасть?
— Я рвался. Как и многие товарищи-сослуживцы. В 1996-м приехали из округа отбирать людей в командировку. Я супруге сообщил: «Поеду с ребятами». Она резко одернула: «А дети?!» Им тогда был год с небольшим.
С маленькими детьми, тем более с двумя, от войны отцепляли. Поехать можно было только по горячему желанию и письменному заявлению. Правда, потом на три месяца отправили в сухумский погранотряд. Боевые действия в Абхазии уже закончились, но обстановку надо было контролировать. Все опасное случалось ближе к границе с Грузией. А я находился около российской, в районе Псоу. Но кое-чем был удивлен.
— Чем же?
— Пришли в одну семью — так каждому поднесли рог с вином и чествовали стрельбой в небо. Боевыми патронами! Хозяин молотил из пулемета, остальные — из калашникова. В Абхазии любой двор был упакован оружием под завязку. Все держали автомат под кроватью.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
Дети
— Вы сказали, что рано женились. Как курсанты знакомились с девчатами?
— Я был в самоволке. По плану тренировка, но вместо бассейна и стадиона поехал в соседний город к товарищу. Возвращался — и на автовокзале в Новомосковске заприметил симпатичную девушку. Когда вышли в Туле, набрался смелости, подошел, заговорил.
— Ваши погоны произвели впечатление?
— Я был в спортивном костюме. Галя училась в Туле, проводил до общежития. С тех пор наведывался. Нарвешь цветов возле общаги — и забежишь на полчаса… Через два года поженились. Родились Андрей и Надежда. С ними была сложная история.
— Что такое?
— Роды скоротечные. Врачи говорили — все это могло привести к травме, начали перестраховываться. Вот представьте: мне 21 год, я в военном училище. Гале тоже 21. Трудно было не столько мне, сколько супруге и ее родителям, у которых мы тогда фактически жили.
Когда дети родились, я в наряде стоял. Приехал вечером — жены дома нет. Где?! Ищу по квартире — не нахожу. Спрашиваю родителей — не отвечают. Они в полном стрессе. Наконец протягивают бумажку, читаю — «сын, дочь».
— Раньше родились?
— В семь с половиной месяцев.
— Знали, что будет двойня?
— Да. Жена лежала на сохранении, там сказали. На следующий день мчусь в роддом — дети в реанимации. Врачи говорят: «Если мальчик за три дня не умрет — будет жить». Выжил! Мы не успеваем выдохнуть, как слышим: «Теперь у девочки осложнения. Если за три дня не умрет, будет жить».
— Кошмар.
— Полторы недели мы ходили как в прострации. Тут еще врачи добавили: «Возможно, у ваших детей ДЦП». До сих пор помню, как жена плакала: «Я не смогу!» А ее мать говорила: «Не переживайте, работайте, я сама буду воспитывать». Как-то с Галей лежали вдвоем — у обоих слезы на глазах. В тот момент я и повзрослел, наверное. Решили, что дети наши и ни за что от них не откажемся.
— Но все обошлось?
— Да. Теща была верующая. Прямо в роддом привела батюшку. В день Андрея Великомученика и Веры, Надежды и Любови покрестила детей. Назвала Андрей и Надя.
— Хорошие имена.
— Мы-то другие хотели. Я о крестинах вообще постфактум узнал. Но главное, дети тут же пошли на поправку. Никакого ДЦП не было. Сейчас сын и дочь — мастера спорта по плаванию.
МПС
— В 2000 году вы собрали скарб — и отправились в Москву. В неизвестность?
— Я отовсюду уходил в никуда. Может, это неправильно, и стоит заранее позаботиться о завтрашнем дне, подобрать тепленькое местечко, как многие. Но у меня никогда таких мыслей не возникало.
Вот и после армии думал: плацдарм в Москве есть. Дальше разберусь! Жена спрашивала: «Чем будешь заниматься?» «Да перебьемся, — отвечаю. — На стройке поработаю, вагоны пойду разгружать. Голодными не останемся».
— До вагонов не дошло?
— Не дошло. Среди сокурсников разлетелась информация, что Мележиков увольняется. Узнал об этом и мой старший товарищ, на которого я меньше всего рассчитывал. В нашем училище он был начальником кафедры, потом возглавил учебный отдел. Профессор, доктор технических наук полковник Борис Михайлович Волков.
В свое время, несмотря на мои проделки, проникся ко мне, взял к себе в дипломники. Что стало отправной точкой для написания и кандидатской диссертации. Уже в Тульском политехническом университете.
— Тема?
— Радиолокация. Если коротко — обнаружение подвижных наземных объектов.
— Серьезное дело.
— Волков и подсказал: «У тебя есть время, мозги. Займись кандидатской, в жизни не помешает». Полтора года ее писал.
— Уже работая в футболе?
— Да, в «Локомотиве». Так почему не дошло до вагонов? Борис Михайлович передал через товарищей: «Скажите Евгению — пускай ко мне заедет». Я заглянул к нему в училище. Разговор был короткий. Протянул мне листок бумаги: «Приедешь в Москву — набери этот номер. Скажи, что от меня». Время спустя признался, что я был единственным человеком, которого он за всю жизнь кому-либо рекомендовал.
— Вот это оценка.
— Его друзья, тоже наши выпускники, оказались высокопоставленными лицами в системе Министерства путей сообщения. Один из них руководил службой безопасности МПС. Работал с Николаем Емельяновичем Аксененко.
— Тогдашним министром.
— Да. После долгой проверки меня взяли на работу. На огромные по моим понятиям деньги — 400 долларов! Это было раз в пять больше, чем получал как военный. Мы с супругой, живя в Москве, ни в чем себе не отказывали. 200 долларов тратили, а 200 откладывали.
«Локомотив»
— Теперь ясно, как вы очутились в «Локомотиве».
— Я был рядом с руководством МПС. Валерий Филатов, президент клуба, тесно контактировал с Аксененко. В конце 2003-го, уже после завершения строительства стадиона, меня направили в помощь Филатову. Навести порядок.
— Это связано с наездами братвы?
— Нет-нет. Просто тогда в «Локомотиве» никто особо не знал, как управлять 30-тысячным стадионом. Сразу появились претензии со стороны правоохранительных органов. Валерию Николаевичу периодически прилетало.
Поэтому стояла задача: выстроить работу службы безопасности и решить вопросы с силовиками. Меня попросили помочь. Параллельно я еще был генеральным директором и учредителем в охранном предприятии, которое продолжало работать на стадионе после окончания строительства.
— Разве это не конфликт интересов?
— Тогда — не считалось. Сейчас такое уже не приветствуется. Да и учредителем в охранном предприятии я был вместе с Филатовым.
— Стюарды на стадионах еще не появились?
— Я и начал создавать службу стюардинга. На первых порах выкручивался за счет своего охранного предприятия. Плюс были выстроены отношения с руководителями московской милиции. Выделяли мне сотрудников, свободных от смены. А потом я первым в России создал фирму, которая уже официально занялась стюардингом.
— Следом подтянулись другие клубы?
— Да. Нас начали ставить в пример. В 2005-м я уже презентовал эту систему на коллегии МВД в присутствии министра внутренних дел и министра спорта. Мы сократили количество полиции на матчах с 2500 человек до 800.
— Уже в спартаковские времена кто-то про вас запустил мем — «охранник из «Пятерочки».
— Я даже знаю кто. Не обижаюсь.
— Кто?
— Один из блогеров. Не будем его рекламировать. В Telegram-каналах никто же не отвечает за вылетевшее слово. Человек решил пошутить. Ну, пошутил и пошутил. Просто не знает моей жизни.
Охранное предприятие каждый представляет по-своему. Когда-то это считалось престижным местом работы. Брали людей, которые не понаслышке знают, что такое боевая подготовка, дисциплина и ответственность.
— Сегодня все иначе?
— Ужесточилось лицензирование, появились дополнительные денежные сборы, и статус охранника резко пошел вниз. Теперь это сезонная работа. Летом люди трудятся в огороде или на стройке, а зимой идут в охранное предприятие. Вообще другой уровень! Я с началом этой деградации и вышел из охранного бизнеса, стало неинтересно.
— К «Пятерочке» вы отношения не имели?
— Никогда! И к «Ашану» тоже. (Смеется.)
— Лишь к МПС, которое в 2003-м переименовали в РЖД?
— Да. Охранное предприятие при МПС было частью службы безопасности. Мы решали вопросы не только по охране объектов, а гораздо шире. Я стал ближе к высшему руководству. В 2002-м меня, 29-летнего, представили Николаю Емельяновичу.
— О чем-то поговорили?
— В памяти осталось одно — огромная-огромная ладонь министра. У меня-то рост 187, а Аксененко намного выше. Смотрел откуда-то сверху. Рука как лопата. Два раза в жизни у меня было такое чувство.
— Кто второй?
— Александр Карелин. Как-то вместе пообедали. Он встречался с моим руководителем, я случайно оказался в этой компании. Сейчас внук кладет свою ручонку в мою — вот такое же ощущение было, когда поздоровался с Карелиным. Только «внуком» был я.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
Филатов
— Филатова из «Локомотива» странным образом убрали — а вы при Николае Наумове получили не менее странную должность. Мы даже выписали: «Вице-президент по административно-техническому управлению и безопасности».
— Это я придумал название.
— В самом деле?
— Да. Я — человек военный. Хотел, чтобы в названии была конкретика и обозначена зона моей ответственности. Объем-то немаленький! В какой-то момент посчитал — если убрать футболистов, в моем подчинении 80 процентов людей от всего штата «Локомотива». Там же не только стадион.
— Еще что?
— База в Баковке, спортшкола «Перово», база в Хосте. Ее планировали развивать. В «Локомотиве» я все впитывал как губка. Рядом были два человека, способные научить многому. Филатов и Семин.
— Вы были допущены до близкого общения с Семиным?
— Юрий Павлович в том «Локомотиве» — царь и Бог, в команду особо не пускал. Так что присматривался со стороны и к нему, и к Короткову, начальнику команды. Как общаются с футболистами, между собой, как реагируют на сложности… Зато с Филатовым контактировал постоянно. Сколько раз он меня выгонял из кабинета!
— За что?
— Ему было не до меня и моих проблем. Особенно, если накануне «Локомотив» проиграл. Я-то не знал, что в футболе так принято. И вообще Филатов требовал, чтобы серьезные сотрудники не приходили с вопросами, заставляя его отвлекаться от футбола, а решали проблемы лично. Как — Валерия Николаевича не волновало. Бодрых докладов и показухи тоже не любил. Это отразилось потом и на моем стиле управления.
— Валерий Николаевич — человек взрывной.
— Если в воскресенье проиграли, до вторника с Филатовым лучше в контакт не вступать. Настроение гнетущее. Но это я не сразу понял. Поначалу-то не доходило.
— Прямо выгонял?
— Да. Потому что занят просмотром вчерашнего матча. До вторника рядом с Филатовым сидел спортивный директор, что-то обсуждали.
— Спортивным директором был Хасан Биджиев?
— Да. Переживал Филатов ужасно, все пропускал через себя. Видно было — в душе катастрофа!
— И к Федуну после поражений лучше не подходить?
— Леонид Арнольдович тоже сильно переживал. Но он отходчивый.
— Умел переключиться?
— Он заставлял себя переключаться! На следующий день ему звонишь как ни в чем не бывало, решаешь вопросы. Конечно, Леонид Арнольдович расстроен. Но занимался тем, чем нужно было заниматься.
— Самая забавная история с Семиным?
— Уф-ф… Я его перепутал!
— С кем можно перепутать Семина?!
— Как-то иду по стадиону, а навстречу Коротков. Я тогда не был с ним близко знаком. Почему-то смутился — и выдал: «Здравствуйте, Юрий Павлович». Самое интересное, Коротков вообще не удивился. Ответил: «Здравствуйте» — и пошел дальше. А я только на следующий день понял, что обознался.
— Если бы Семина назвали Владимиром Петровичем — вот здесь реакция могла быть красочнее.
— В общении с Юрием Павловичем я держался крайне осторожно. Был руководителем службы безопасности — но лишний раз не мелькал, даже не позволял себе войти в раздевалку.
Фото Александр Вильф, архив «СЭ»
Лима
— Всякому безопаснику в футболе приходится решать деликатные задачи.
— В «Локомотиве» периодически возникали истории. Рассказать могу чуть-чуть про одну. На судьбу этого футболиста моя откровенность уже не повлияет.
— Лима?
— Да, бразилец Лима. Мог бы задержаться в нашей стране надолго. Ситуация была максимально неприятная. Выходящая за рамки порядочного поведения. Не значил бы Лима столько для «Локомотива»…
— Это была звезда.
— Конечно! Многое на нем держалось. Но парень отвязный, в тот вечер не очень прилично себя повел с девушкой. Хоть та и была особой легкого поведения. Пришлось закрывать вопрос, чтобы не упекла бразильца за решетку. А «Локомотив» не остался без ключевого игрока. Покуролесил!
Другие футболисты тоже позволяли себе приключения. Кто-то вместо того, чтобы выйти из бани в десять вечера, выползал оттуда в шесть утра. А жены беспокоятся, начинают искать. Приходилось действовать — чтобы не допустить конфликта в семье. Вот этим тоже занималась служба безопасности. А если еще вот-вот матч!
— Как Юрий Павлович реагировал? Сразу отправлял бедолагу под капельницу?
— Это уже без меня. Моя задача — найти и доставить. Или вдруг звонок от жены футболиста: «Где мой муж?!» А на тренировке его нет. В клубе тоже. Начинаем искать по всей Москве через знакомых. Случалось, Юрий Павлович вопрос задавал: «Где такой-то? Ищи!»
— Это сложно?
— Не особо. Круг общения известен. Криминала не было, только с Лимой вышло настоящее ЧП. Если помните, в программе «Человек и закон» даже выделили время под эту историю.
— Кажется, в ней было замешано несколько бразильцев. Из разных московских клубов.
— Верно.
— Вы приехали к Лиме домой?
— Все случилось на съемной квартире у его приятеля. Мы узнали, помчались туда. Начали разбираться. Девушка уже вызвала полицию и прокуратуру.
— Хотела не просто денег срубить? Действительно, парень нагрешил?
— Может, с ее стороны и было желание заработать. Но факт налицо. Давайте без подробностей? Они крайне неприятные.
— Девица готова была обвинить его в изнасиловании?
— Если бы захотела — легко!
— Лима отдал какие-то деньги?
— Разумеется! А как иначе? Бесплатно такие вопросы не решаются. Сумму помню. Но говорить не стану.
— Большая?
— Для Лимы — не очень.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
Липатов
— Мы не договорили про Филатова. День увольнения из «Локомотива» стал для него трагедией. И огромной неожиданностью.
— Валерий Николаевич, уезжая в РЖД на совет директоров, был в хорошем настроении, бодрый. «Локомотив» занял третье место. Вдруг возвращается с побелевшим лицом. Произносит: «Меня уволили». Такой шок! Я вообще не понимал, как можно уволить одного из хозяев «Локомотива». Ведь Филатов был акционером клуба.
— Филатова в клубе любили?
— Да, он был как отец для всех. Это Липатов, став председателем совета директоров, провернул махинацию, чтобы взять власть в «Локомотиве» под свой контроль. Потому что изначально все контролировал Филатов.
— Валерий Николаевич нам говорил — о коварстве Липатова совершенно не подозревал. Казалось, они союзники. А вам как виделось со стороны?
— Были определенные сигналы. Но ни Филатов, ни я не обратили внимания. А стоило бы.
— Что за сигналы?
— Липатов, минуя президента и главного тренера, напрямую налаживал отношения с игроками. А в клубе такое — как правило, начало конца. Если рушится иерархия, футболисты получают доступ к высшему руководству, это ведет к дисбалансу в коллективе.
Каждому игроку в радость вырваться из рутины тренировок, им все приелось. Хочется разнообразия! Одному побольше денег, другому — новый статус. Кому-то нужно, чтобы его сильнее любил главный тренер. В «Спартаке» я увидел такого футболиста, кстати.
— Кому это было особенно важно?
— Николсону. Прямо расцветает, если слышит от тренера: «Шамар — наш герой, большой молодец…» Ему это необходимо для мотивации. Так вот, когда появляются дополнительные возможности общения с высшим руководителем — футболисты охотно этим пользуются.
— Еще бы.
— Я точно знаю, Липатов им обещал то, что не входило в его компетенцию. Кому-то поднять зарплату. Не интересуясь мнением тренера и президента. Кому-то — дополнительные премиальные. Кому-то из легионеров обещал помочь с самолетом домой и обратно.
— У Липатова был джет?
— Да. То ли арендованный, то ли принадлежавший РЖД. Еще Липатов пытался войти в доверие к фанатам. Выстраивал с активной частью отношения, опять же минуя Филатова и отвечающих за связи с болельщиками людей. Тоже сигнал — у человека свои интересы. Пытается влиять на общественное мнение, взять его под контроль.
— Как мог Филатов этого не замечать?
— Филатов все видел. Но отстранялся. До такой степени поверил словам Липатова, что они в одной лодке. Я знаю, что Валерию Николаевичу говорили: «Стоит насторожиться» — «Все нормально, у нас прекрасные отношения». Доверял Липатову до самого конца.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
Наумов
— Подниматься вы стали при другом ярком человеке — Наумове.
— Да. Через год пришел Николай Алексеевич. Предложил расширить мои полномочия.
— Как было подано?
— Я думал, моя сфера деятельности так и останется по линии безопасности. Встретились с Наумовым, он попросил подготовить презентацию как раз по этому профилю. Я все сделал.
Долго не было обратной связи. Я уже начал переживать. Перед Новым годом не выдержал, отправился к Наумову сам. Решил поставить точки над «i». Как развивается ситуация? Может, я не устраиваю? Или презентация? Может, мы идем к разрыву отношений?
— Что услышали?
— То, чего никак не ожидал: «Предлагаю стать вам вице-президентом».
— До Наумова президентом «Локомотива» был Семин. Как это выглядело?
— Я почти сразу понял, насколько Юрий Павлович далек от деталей в управлении клубом. Не потому, что не может. Просто кроме самого футбола для Семина все второстепенно. Приходил к нему как президенту со своими вопросами — и чувствовал: ему это абсолютно неинтересно!
— Да и рычагов не было.
— Мы-то этого не знали. Думали, Семин — настоящий президент. Но вскоре стало ясно, что ходить к нему по рабочим моментам бесполезно. Юрий Павлович может похвалить, приободрить, похлопать по плечу — но решение тебе придется принимать самому.
А управление клубом с подачи Липатова перехватил Алексей Киричек, исполнительный директор. Пришел он еще при Филатове — правда, без особого желания самого Валерия Николаевича. Просто согласился с Липатовым: «Ладно, пусть будет».
— Значит, Киричека поставил Липатов?
— Да. Полагаю, и Семина назначали президентом с договоренностью: «В клуб не лезешь, текучкой занимается Киричек». Закончилось тем, что через год президентом стал Наумов.
— С которым у вас прекрасные отношения, как мы понимаем?
— Мы до сих пор поддерживаем связь. Работа с ним — колоссальный опыт! Таких руководителей мало, мне в этом смысле очень повезло. В свое время Николай Алексеевич был первым секретарем райкома партии где-то в Средней Азии.
— Что-то слышали.
— Вот чувствовалась партийная хватка! Такая выверенность в работе. Наумов никому не доверял — при этом никого не ругая. Не озвучивая, что доверия нет. Присматривался к людям. Мягко, незаметно их контролировал.
— К вам тоже присматривался?
— Еще как! Хотя и произвел меня в вице-президенты. Просто я человек не процесса, а результата. Если кто-то мешал его достигать, я становился достаточно резким. Реагировал жестко. Часто острые ситуации выходили на уровень президента.
— А он?
— Удивлялся — почему я вопросы решаю в лоб, не боюсь идти на конфликт? Обычно-то люди намекали аккуратно, переживая за свое кресло. И чем оно выше, тем тише намекали. Если их не слышали — возвращались к вопросу через недельку-другую. Я вел себя иначе — мне, как правило, результат нужен был вчера, поэтому шел напролом.
— Были прямолинейным?
— Именно. Наумов не мог понять — Мележиков молодой, при хорошей должности, с отличной зарплатой. Почему так себя ведет? Наверное, кто-то за ним стоит! Он долго ко мне присматривался. Наконец не выдержал, спросил: «Ты чей?» Я ответил: «Ничей!» — «Я тебе не верю». Стало ясно: на словах ничего не докажешь.
— Жил в Николае Алексеевиче секретарь райкома.
— Тогда я выхожу из его кабинета и пишу заявление об увольнении по собственному желанию. Расписываюсь, оставляю пустой дату. Возвращаюсь, кладу Николаю Алексеевичу на стол: «Вот вам мое заявление, вот ручка, которой я писал. Если будете меня подозревать или чем-то не устрою — поставьте дату, и я уволен. Может, это докажет, что никто мной не руководит, кроме вас, и все решения принимаю сам».
— Реакция Наумова?
— Другой бы расчувствовался, порвал бы листок. Николай Алексеевич аккуратненько взял и положил в сейф. Хранил до конца. Когда он уходил из «Локомотива», я вручил ему символический ключ — в честь окончания строительства Малой арены. А Наумов достал и вернул мне то самое заявление. Сказав: «Больше никому такое не пиши».
— В «Спартаке» ни разу написать не хотелось?
— Было дважды. Но я уже стал поопытнее и меньше доверял людям. Поэтому ничего не писал. Не хотел, чтобы кто-то воспользовался моим заявлением в своих интересах.
— Что за обстоятельства?
— Когда ушел Федун — и заступал «Лукойл». Надо было с новыми акционерами выстраивать отношения. Показалось, как-то они не очень строятся. Слишком подозрительны ко мне были новые руководители. Подумал: может, написать такое же заявление? Это будет демонстрацией моей честности и открытости перед ними. Но решил быть аккуратнее в порывах.
— А второй случай?
— Вот этот — второй. Первый был при Александре Жиркове.
— Вы еще отвечали за безопасность?
— Да. Было много желающих сместить меня с этой, на мой взгляд, не очень высокой должности.
— Директор по безопасности «Спартака» — это ж раскаленная сковорода.
— Вроде «директор по безопасности» и престижная работа — но в «Спартаке» не получится отсидеться. Никогда и никак. Там невозможно, сказав «А», не произнести «Б». Просто просиживать кресло — не про «Спартак». Ситуация все равно вынудит тебя к принятию решений. Это может подтвердить Сергей Беседин, например.
— Кто это?
— Сергей долго работал в «Спартаке», пришел в клуб простым стюардом и дорос до директора по безопасности. Недавно тоже покинул «Спартак». Это один из лучших специалистов по безопасности в российском футболе.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
Смородская
— До «Спартака» мы еще дойдем. Покинули вы «Локомотив» при Смородской?
— Да, через пару месяцев после ее назначения. Наумов мне сказал, что по договоренности с министром Якуниным уходит — освобождая место для Смородской. Я, конечно, расстроился.
— Хотели уйти следом?
— Нет. А почему я должен уходить? Я работал на клуб прежде всего. Смородскую не знал. Нужно было выстраивать отношения. Если меня спрашивали — старался отвечать честно. Чтобы у нового руководителя создалась реальная картина. Но в объективность мою Смородская не верила.
— С самого начала?
— Она пришла сразу с несколькими советниками. Привела человек шесть. Мы вначале не могли понять: зачем столько?!
— Не поняли и потом?
— Поняли. Это были наши сменщики по разным направлениям. Бухгалтерия, инфраструктура, безопасность… Внедрялись в клубную работу. Докладывали непосредственно Ольге Юрьевне.
— Постепенно заняли ваши места?
— Ну да. «Готовы?» — «Готовы!» Моя объективность и честность никому не были нужны. Смородская верила только своим людям. Все остальное — «личный интерес» и «желание выслужиться». Вскоре начались увольнения.
— Вас-то убрали не сразу.
— Да, потому что на мое место надо было подготовить сотрудников. Чтобы один отвечал за безопасность, другой за инфраструктуру, третий за администрирование и управление объектами. И приостановить эти процессы было невозможно.
— Вы закрывали три должности?
— Я работал как работал. Просто Смородская решила эти направления разделить. Ее право. Объем действительно был большой. Мы к тому моменту закончили и даже прошли предварительную защиту в РЖД инвестиционной программы, которую делали еще с Наумовым.
— Что за программа?
— По созданию новых объектов и развитию существующей инфраструктуры. Наведение порядка, капитальный ремонт… Толстый фолиант!
— Люди любят цифры.
— На первом этапе значилось 4,5 миллиарда рублей на пять лет. На втором раза в полтора сократили. Первую цифру в РЖД не согласовали. Хотя всё с картинками, обоснованиями, расчетами. Едва я вручил эту книжку своему преемнику, стал не нужен. Ему уже было ясно, чем заниматься. Смородская начала меня из клуба выжимать.
— Как это делается?
— Сменила моего заместителя. Началось постоянное давление. В итоге мы решили: лучше расстаться. Нет смысла держаться за кресло вице-президента.
— Что-то вам выплатили на дорожку?
— Три оклада. Два из которых я отдал тем людям, которые не получили ни копейки. Написали по собственному желанию. С ними никто разговаривать не хотел.
— Вы про заместителя?
— В том числе. Со мной ушли два человека вообще без денег. Я посчитал своей обязанностью помочь. Раз уж мне хоть что-то выплатили. А их бы все равно выдавили из «Локомотива». Нашли бы повод — и уволили. Придраться не проблема. Вот так закончилось наше сотрудничество с Ольгой Юрьевной.
Фото Федор Успенский, «СЭ»
Уход
— Самый интересный разговор с ней?
— Я помню все наши разговоры. Ничего интересного и приятного в них не было. Могу рассказать вот что: когда обсуждали уход по соглашению сторон, я попросил присутствовать человека из службы безопасности РЖД.
— Это ход ферзем.
— Чтобы меня не обвинили в том, чего я не делал. Я же продолжал тесно взаимодействовать с руководителями службы безопасности РЖД. Отношения были неплохие. Эти ребята прекрасно понимали, что происходит в клубе и со мной в частности. Они и сказали: «Женя, шансов у тебя нет. Нужно будет уйти. Она своего добьется». Я и предложил: «Вы тогда поприсутствуйте, чтобы я ушел правильно…»
— Чтобы Ольга Юрьевна, при всем ее благородстве, не «кинула» с тремя окладами?
— Даже не в окладах дело. Просто чтобы не обвинила потом в смертных грехах.
— Самое карикатурное ее решение за эти месяцы?
— Я бы не хотел в мелочах обсуждать Ольгу Юрьевну. Но что бросалось в глаза — мы с Наумовым все время задавали планку выше и выше. Стремились к большему. То, что для нас считалось бы провалом, для новых людей было нормальным результатом. Впрочем, так случалось и в «Спартаке».
— В какой момент?
— Когда я уходил первый раз. Поменяли всех! Генеральным директором пришел Томас Цорн, от Федуна вице-президентом Сергей Михайлов, под которого менялась вся команда. Исполнительный директор, коммерческий, служба безопасности… Вы должны помнить эту масштабную трансформацию 2019 года.
Все как со Смородской. У людей совершенно другая планка. Вроде каждый с опытом — но не в той работе, на которую взяли. Может, на первом этапе это нормально, люди приходят, учатся…
— Главное, чтобы выучились.
— Команда Михайлова повысить планку так и не смогла. При том, что футбола у них фактически не было.
— То есть?
— Они пробыли недолго. Попали в пандемийный период. Ни матчей, ни зрителей. Ну, посидели, порисовали в офисе концепции. Через десять месяцев уволили. Единственное, что успели — инициировали обострение отношений с фанатами, завели на них какие-то уголовные дела. Немного напортачили с инфраструктурными решениями. Уже нам частично пришлось разгребать.
— Все, кто работал со Смородской, говорят — абсолютно непредсказуемый человек.
— Это правда. Я не мог ее почувствовать!
— С остальными такого не было?
— Всех руководителей более-менее чувствовал. Предвидел развитие ситуации по выражению лица, по тому, как отвечает по телефону. Я понимал, нравится или нет. У Смородской утром горы, вечером море. И наоборот.
— Хорошо как сформулировали.
— Может, это по отношению ко мне. Потому что я для нее и не был «своим». Увольнять таких, по ее мнению, нужно сразу. Без меня-то власть в клубе захватить легче. В «Спартаке» все повторилось в первом моем уходе. Стандартный принцип: убрав руководителя, следом надо вычищать начальника службы безопасности.
Поле
— Вы уже попрощались с «Локо», когда приключился скандал — из-за неготовности газона матч из Черкизова перенесли в Лужники.
— Да, впервые в истории «Локомотива» не смогли подготовить стадион.
— Вы не утерпели, высказались в интервью: «Неправильно ухаживали за полем». Клуб на официальном сайте немедленно выпустил заявление по вашему адресу. Мы выписали, можем процитировать…
— Не надо цитировать, я помню жесткую реакцию Ольги Юрьевны. Нацеленную на то, что никто не проверит. Вроде и прямых обвинений не прозвучало, в юриспруденции Смородская разбирается — но посыл такой: Мележиков «мастер» ухаживать за футбольными полями, вследствие чего они и приходят в подобное состояние.
Конечно, мое интервью не могло перебить по резонансу заявление, опубликованное на официальном сайте клуба. На это и был расчет.
— Обидно было?
— Не то слово! Я ведь и не собирался давать никаких интервью.
— Кто ж вас заставил?
— Позвонил Наумов. Ну и подбил. Говорит: «Женя, ты же переживаешь?» — «Еще бы!» — «Вот и выскажись, сейчас тебе наберет корреспондент».
— Зря согласились?
— Да, совершил ошибку, пошел на поводу у Николая Алексеевича. Хотя сказал-то правду. Так мне виделась ситуация, учитывая, что контакты со всеми сотрудниками сохранились.
— В двух словах надо напомнить, о чем вы тогда говорили — подогрев включили с опозданием. Так и убили газон.
— Было нарушение технологических процессов. Сейчас уже нет смысла обсуждать. Главное, впоследствии «Локомотив» этого не допускал, научился готовить поле. А оправдываться или пытаться что-то пояснить по той ситуации я не хочу.
— Но вы же были правы?
— Какая разница, кто прав? Я переживал за дело. Но реакцией был не просто обескуражен, а шокирован. Пожалел, что ввязался. Про поле могу рассказать другую историю. Помните, заголовок в вашей газете в 2008-м — «Локомотив» привез траву из Голландии»?
— Не помним. Но заголовок на пять.
— Я только-только стал вице-президентом. После новогодних каникул подошел к полю. Приоткрыл брезент — а поля нет!
— Ой.
— Вместо него какая-то зеленая слизь. Ни травы, ни корней. Агроном, славная женщина Ярославцева, почему-то за месяц до этого уволилась. Хотя проработала много-много лет. Мы остались без агронома. Вот что делать?
— У капитана артиллерии есть опция застрелиться. У вице-президента — вариантов никаких.
— Стреляться — это проще всего. Я отправился к Наумову: «Выхода нет. Поле к первому туру не вырастет!» Надо арендовать Лужники.
— Николай Алексеевич был поражен в самое сердце?
— Спокойно сказал: «Делай что хочешь, но играть мы будем на своем стадионе. Иначе тебя уволю!» Я не боялся увольнения, но важностью задачи проникся. Надо было по всему миру среди зимы найти газон, который соответствовал бы нашим требованиям. Срезать полностью — и экстренно доставить в Москву. Чтобы мы успели уложить.
— Это реально?
— Я нашел в Нидерландах!
— А-а, так это вы «привезли траву из Голландии»?
— Ну а кто же? Срезается газон при температуре не ниже +4. В Голландии как раз и было +4!
— Повезло.
— Да, еще удалось оперативно подобрать логистическую компанию, которая отыскала столько рефрижераторов до Москвы.
— Сколько понадобилось?
— Сорок. Гнали через Польшу, где в то время были какие-то забастовки. Но удалось проскочить. Торопились, чтобы трава не «заснула», не запрела в этих рефрижераторах. Риск был большой, что испортится. Заведется мошкара.
— Успели?
— Да, поле приехало вовремя. Я в те дни на стадионе был круглосуточно. Ночью начали разгружать — и тут же укладывали. Раскатывали наши рабочие. А командовал укладкой хозяин фирмы, которая нам поле и продала. Помогал его сын.
— Страшно подумать, сколько все это стоило.