23 апреля комментатору Денису Казанскому исполнилось 45 лет
Денис Казанский.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
Сегодня популярному комментатору и колумнисту «СЭ» исполнилось 45.
Появление Дениса Казанского, одного из лучших комментаторов страны, на Первом канале в ноябре 2021-го стало сенсацией. Там он отработал отборочный матч ЧМ-2022 Хорватия — Россия в Сплите и хоккейный турнир на Олимпиаде в Пекине.
С началом СВО количество спортивных трансляций на Первом сократилось до минимума, и теперь Казанского можно чаще увидеть в YouTube. Не только в «Коммент.Шоу», которое существует уже четыре года, но и в программе «Скользкий лед», где вместе с Андреем Николишиным и Сергеем Гимаевым-младшим он рассказывает о хоккее. Параллельно выпускает подкасты с экс-форвардом сборной России Дмитрием Сычевым.
Еще с этого года у Казанского в «СЭ» собственная рубрика — «Биг Ден», в которой он, знаток АПЛ, регулярно делится впечатлениями об английском футболе. Ну а в декабре 2021-го, сразу после дебюта на Первом, Денис стал героем «Разговора по пятницам», где рассказал множество интересных историй — о профессии и о себе.
Стихи
— Почему репортаж из Сплита вы начали со стихотворения Окуджавы? — спросили Казанского обозреватели «СЭ» Юрий Голышак и Александр Кружков.
— Знаете, откуда этот ход украл? Из «фифы»!
— Компьютерной игры?
— Да. Тогда «фифу» озвучивали Уткин и Розанов. Не помню, какой год, играю я давно. В том сезоне Вася читал Бродского. «Изо всех законов, изданных Хаммурапи, самые главные — пенальти и угловой». Потом острый момент сопровождал: «В небе ночные ведьмы!» Блеск.
— Помним-помним.
— Я подумал: круто же! Насколько поэзия заходит! Короткая, емкая фраза. Сам попробовал перед репортажем дать четверостишие. Так и стало моей фишкой. Но я не схожу с ума. Не каждый репортаж надо начинать со стихов.
— От чего зависит?
— От значимости. Стихотворение — эпиграф к игре. Я, как учитель русского языка и литературы, понимаю, насколько это важно. Ты прочитал первые строки — и уже ясно, что будет дальше. Откровенно говоря, на стихи у меня плохая память. Просто чудовищная.
— Приходится выписывать?
— Да. Зато помню, у кого какое настроение можно поймать. Лезу в конкретные томики. Перед Хорватией искал у трех авторов.
— Угадаем. Пастернак?
— Точно! Еще Цветаева и Окуджава. Многое перелопатил, пока не наткнулся на «Святое воинство». Даже песня такая есть.
— Давайте же напомним строчки.
— «Совесть, благородство и достоинство —
Вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь,
За него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен.
Посвяти ему свой краткий век.
Может, ты не станешь победителем —
Но зато умрешь, как человек».
— У Пастернака альтернативы не нашлось?
— Была альтернатива. Приберегу для следующего репортажа.
— Хоть раз слышали от коллеги или начальства: «Денис, что за ерунда? Не выпендривайся!»
— Никогда. Да, кто-то иронично относится. Но зрителям такие заходы нравятся. Я не перебарщиваю! Начинать матч «Адмирал» — «Нефтехимик» с Цветаевой смешно и нелепо.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
Выволочка
— В вашей жизни была жесткая выволочка?
— Две. Первая — интеллигентная. Но я чуть не застрелился.
— Что случилось?
— В 2009-м доверили финал Лиги чемпионов. По разным причинам другие кандидатуры отпали, ну и предложили: «А давайте Казанского?» Я всего три года в профессии, даже не на «Плюсе» — вообще! И получаю главный финал!
— Это мощно.
— Понимал — не заслужил. Что сроком службы, что уровнем своей работы. Возвращаюсь с игры, думаю — вроде ничего. Заходит Анна Дмитриева: «Молодец. Нормальный репортаж. Но если бы добавил туда науки, футбола…» Так спокойно меня — ба-бах!
— Реакция?
— Ушел в депрессуху на неделю. Понял: все, я мимо проехал. Ни черта не смыслю ни в профессии, ни в игре.
— А вторая выволочка?
— В январе 2006-го я только переехал в Москву, а уже в июне работал на чемпионате мира. Обычно у бригады есть базовый город, тогда им стал Мюнхен. А нескольких особо одаренных рассылают в разные места. Чтобы там готовили сюжеты. Я попал в эту категорию — «одаренных».
— Куда отправились?
— В Бонн. Надо было самому искать темы для репортажей. В первый же день — открытая тренировка сборной Японии. Отснял сюжет, перекинул в Мюнхен. Страшно доволен собой: за два часа смастерил! Тут звонок от Васи — и ка-а-к дал: «Кому нужна эта Япония?! Что за тема?» Помолчал — и добил: «А свою интонацию слышал? Ты будто сказку рассказываешь!» Поток ада минут на пять.
— По делу?
— Да, наука. Важная и вовремя. Потом размышлял — первый чемпионат мира, первый сюжет. Как бы себя повел на месте Васи?
— Так как же?
— Сказал бы: «Ты молодчик!» А дальше аккуратненько. Как Анна Владимировна. Он же сразу припечатал. Его стиль.
— В каком-то интервью вы вспоминали свой первый финал Лиги чемпионов: «Тогда я понял — надо все делать по-другому. Вести себя, готовиться к репортажам, работать». А конкретнее?
— Мне казалось — можешь набить руку просмотром матчей. Чем больше увидел, тем круче становишься. Но это вообще не так работает! За одну игру ты способен понять больше, чем за десять, если смотреть глубже, а не шарить глазами по поверхности. Ну и эффект присутствия. Есть у нас такое понятие.
— У нас тоже.
— Надо, чтобы зритель чувствовал — он сидит рядом с тобой! Это уже из категории высшего пилотажа. Про какой-то мой репортаж Вася сказал: «А что мы тебя посылали? Так и из «Останкино» отработать можно». Я озадачился — как же быть-то? Ну представьте: идет картинка, а ты рассказываешь: «В это время…» Нельзя!
— Тогда как?
— Вот и я ломал голову: как? Пытался раскидать увиденное в репортаже. Выезжал на словарном запасе. И все-таки думал: «Нужно уходить в репортеры, в зону комфорта. Спокойненько ковыряться, делать сюжеты минутки на три».
— Карабкаться на Шуховскую башню в Полибине — как когда-то на липецком ТВ…
— Вот-вот!
— Один из нас недавно забрался. Рискованная штука.
— У-у, я стендап записывал — спускался по шаткой лестнице внутри башни. Говорил в камеру: «Сейчас с лестницы свалюсь — и вы все это запомните…» Жуткие впечатления! Башня меня, кстати, и запустила в профессию. С сюжетом о ней в 1999-м дошел до финала всероссийского репортерского конкурса.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
Байкал
— Самое удивительное приключение, которое настигло вас в отпуске?
— Расскажу историю, которую никто не знает. Зато со мной она на всю жизнь. Лет шесть назад играли в хоккей на Байкале. Ночная лига тогда устраивала покатушки. Мы приехали командой журналистов, артисты, «Легенды СССР»… Коробку собирались сделать в Листвянке, но лед оказался не очень устойчивый. Поэтому увезли куда-то далеко-далеко. Садимся в катера на воздушках, идем несколько километров по Байкалу.
— Вкусно как рассказываете.
— Даже бортики изо льда — красотища! Стоит ледяной бар, водка. Какой-то разлив. Вдруг из ниоткуда появляется мужик. Будто из воздуха. «Здравствуйте!» — «Здравствуйте». — «Нальете?» А у нас все бесплатное. «Ну давай!» Наливаем — он поражен. Говорит: «Пойдем ко мне в гости?» Буквально через три фразы. Мне интересно: «А где вы живете?» «Да тут, — отвечает. — За углом». Озираемся — вообще не видно домов вокруг. Тем более углов. Ладно, пойдем.
— Вы маэстро оптимизма.
— Нас четверо, и этот дядя. Идем-идем. Действительно, заворачиваем за какой-то угол. Там крошечное поселение. Рассказывает, не оборачиваясь: «Вот тут у нас три семьи». Согнувшись, заходим в его домик. Я очень брезгливый — а там дикая антисанитария!
— Чего ж вы хотели.
— Ничего грязнее в жизни не видел! Может, только в ЮАР, в Соуэто. А дядька счастлив: «Ребята, вы добрые! Я вам сейчас омуля пожарю!» Вытаскивает какую-то закопченную сковородку — ну ужас…
— Со следами предыдущего омуля?
— Ага. С присохшими кусками. Достает рыбу посвежее — начинает чистить, жарить. Мне уже дурно. Озираюсь: книг довольно много… Хозяин, оказывается, какой-то метростроевец, работал в Москве. Потом переехал в Иркутскую область и остался. Кто-то из наших спросил: «Дед, а что беспокоит?» Он оторвался от рыбы, задумался — и выдал: «Обама и проститутки».
— Неплохо.
— Мы не стали тему развивать — ну беспокоят и беспокоят. А он вдруг оживился: «Пойдемте, покажу вам художественную галерею!» Тут-то мы обомлели. Это что за новости? Накидывает тулуп: «Пошли, пошли!» Выходим. Снега по грудь. Зима, Байкал! Пробиваемся метров пятьдесят — двухэтажный дом. Внутри фантастическая художественная галерея! Картин тридцать!
— Крупные?
— Гигантские полотна всех сортов. Портреты, натюрморты.
— Какая-то мазня?
— Наоборот — очень хорошо написанные!
— Откуда?
— Ходим, смотрим. Я потрясен. Отец у меня был декан худграфа, в живописи чуть понимаю. Вижу — это уровень. Ребята в безмолвии. А мужик усмехается: «Жил здесь художник из Петербурга. Разочаровался во всем. Приехал к нам сюда, несколько лет все это писал. Потом пришел в себя — и вернулся в Питер».
— Картины оставил?
— А куда их везти? Вот посреди этого «ничего» — гигантская художественная галерея, которую наш новый друг и охраняет. Незабываемо.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
Автобус
— Губерниев как-то приехал к нам на интервью на X5. Черданцев — на Range Rover. На чем ездите вы?
— На это интервью приехал на метро. Потому что надо было быстро добраться. У меня тоже X5. Уже четвертый год.
— Дорога дарила вам приключения?
— Была тяжелая история. И еще одна, которая могла закончиться плохо.
— Итак?
— Это в детстве. Папа много колесил по стране — читал лекции по педагогике. На лето уезжал в «Артек». Там тоже работал. Нас с мамой брал с собой, мы гоняли в Гурзуф. Однажды прилетаем в Симферополь, дальше надо на автобусе до «Артека». Неожиданно встречаем знакомую отца — и все вместе идем в ресторан. Обедаем. Видим, как наш автобус отъезжает, отец говорит: «Ерунда, придет следующий».
— Какое зловещее начало.
— А конец истории вот какой — едем и видим, что тот самый предыдущий автобус, на котором должны были добираться, попал в страшную аварию. На серпантине занесло молоковоз с прицепом.
— Столкнул в пропасть?
— Нет. Прицеп вскрыл автобус, словно консервную банку. Прошел прямо по пассажирским рядам левой стороны. Половину срезало, куча погибших. А мы должны были сидеть за водителем!
— Те самые места?
— Да! Мы не просто могли — должны были оказаться в этом автобусе!
— Любая история на фоне этой теряется.
— Вторая попроще. Первый мой выезд за границу.
— Куда?
— В Лондон — учить язык. На автобусе из Бреста. Я сидел у запасного выхода. На скорости входили в поворот, и вдруг эта дверь распахнулась, потянуло туда. Чуть не вылетел — еле ухватился за поручень! Поначалу было смешно, потом подумал — а если бы не успел?
— Вы как-то говорили, читаете одновременно несколько книжек.
— Так и есть.
— Какие сейчас?
— Перечитываю Бабеля, «Конармию». Купил «Избранные статьи Джеффа Безоса: Мечтай и изобретай». Его послания акционерам в разные периоды становления компании.
— Увлекательно?
— Очень!
— Значит, две?
— Нет. С гигантским трудом пробиваюсь через книгу, которую посоветовал Галицкий. Называется «Инноваторы».
— Про что?
— Про людей, которые придумали компьютер. Полудокументальная, не художественная. Но идет тяжело! По две-три страницы в день! Есть и четвертая книга. Читал Безоса, там в середине сноска. «Гении и аутсайдеры. Почему одним все, а другим ничего?» Научное исследование — из какой среды вырастают гении. Что предопределяет их появление. Общество? Год рождения? Время рождения, месяц? Это интересно! Вот такой набор.