85 лет назад родился великий советский футболист Валерий Воронин
Виктор Шустиков и Валерий Воронин.
Сегодня — 85 лет со дня рождения одного из лучших полузащитников в истории отечественного футбола Валерия Воронина.
Можно долго перечислять его достижения. Двукратный чемпион СССР в составе «Торпедо» (1960 и 1965) и обладатель Кубка страны (1960). Серебряный призер чемпионата Европы (1964), полуфиналист чемпионата мира (1966). Единственный советский футболист, включенный в символическую сборную мира (по итогам ЧМ-1962). Наконец, лучший игрок СССР 1964 и 1965 года.
А можно сказать просто — Валерий Воронин. Легенда нашего футбола.
Играть он закончил в 1969-м. Умер 19 мая 1984-го, в 44 года. Но Воронина вспоминают до сих пор. В книгах, фильмах и, конечно же, многочисленных интервью.
В «Разговоре по пятницам» с писателем Александром Нилиным Воронину посвящен огромный кусок, во многом объясняющий, почему жизнь знаменитого футболиста, любимца миллионов, раскололась на две половинки и обернулась трагичным концом.
Депрессия
— Самая памятная встреча с Ворониным?
— Зимой 1965-го собрались компанией в ресторане. Валера рвался в Ленинград на такси — еле отговорили. В какой-то момент мы остались за столиком вдвоем. Идея немедленно отправиться в Ленинград — уже поездом — вспыхнула с новой силой. Билетов на вокзале не было, но начальник «Красной стрелы» вошел в положение. Заодно предупредил, чтобы завтра вечером стояли у второго вагона, иначе обратно нас никто не возьмет.
Наутро, протрезвевшие, шагнули на перрон. Денег нет. Куда идти? Я предложил прогуляться до гостиницы «Октябрьская»: «Если Миша Посуэло живет там — все будет в порядке».
— Посуэло играл с Ворониным за «Торпедо», мелькнул в «Спартаке» и в 1965-м очутился в «Зените».
— Верно. Выяснили, в каком он номере, постучали. Дверь открыл малый в спортивных штанах. Увидев Воронина, лучшего футболиста страны, оцепенел. Из глубины комнаты донесся голос Посуэло: «О, наши в городе! Павлик, ступай на тренировку, а я сегодня пропускаю». Павликом оказался новичок «Зенита» по фамилии Садырин.
Мы поехали к Володе Хомутову, тоже бывшему торпедовцу, выступавшему за ленинградское «Динамо». Распили в столовой бутылку водки на четверых. В переулке около Невского кому-то пришла мысль сыграть в футбол на утоптанном снегу.
— Чем?
— Половинкой кирпича. Из шапок и шляпы Воронина соорудили ворота. На трезвую голову азарт вряд ли бы захватил. Но в шутливой игре возник психологический подтекст. Москва против Ленинграда. В одной команде Воронин, которого включили в символическую сборную мира, и я. В другой — Посуэло и Хомутов, списанные в Ленинград. Поэтому оба очень старались.
— На «Стрелу» — то не опоздали?
— Нет. С начальником поезда, нашим благодетелем, полночи проговорили о футболе. Воронин пригласил его летом в Лужники на матч СССР — Бразилия: «Билет вам достану. Правда, игра будет неинтересной, мы с Пеле разменяем друг друга». Он именно так себе все представлял.
— Не получилось.
— Да, Воронин не сумел сдержать Пеле, который забил два гола. Вскоре мы встретились в плавучем ресторанчике, заказали коньяк. Валера с горечью выдохнул: «До матча с бразильцами я был так счастлив, что играю в футбол! А теперь…» То, что не справился с Пеле, стало для него ударом.
После чемпионата мира 1966-го затосковал еще сильнее. Он всегда был ориентирован на международный футбол. С каким вкусом произносил иностранные фамилии! На Западе его обожали. Красивый, раскованный, знает английский. Воронин легко заиграл бы в любом европейском чемпионате. Но попал не в свое время.
— Его нельзя было вытащить из депрессии?
— Он сам ничего не хотел. Погас интерес к игре. Футбольная рутина угнетала. Душа просила праздника, а наступили будни. Даже вино перестало быть для него веселым. Горстями глотал таблетки от бессонницы, мотался на «Волге», взбадривая себя массой ненужных встреч. Дальше — авария, клиническая смерть. И совсем другая жизнь длиною в 16 лет.
Кино
— Объясните, как при регулярных загулах Воронину удавалось божественно играть?
— Правильный вопрос. Воронин — один из первых профессионалов в нашем футболе. На тренировках себя не жалел, знал возможности своего организма, как готовиться к игре. Харламов, кстати, такой же. Если появлялся на тренировке не в форме, просил ребят: «Шайбу мне сегодня не давайте». Но завтра отрабатывал за троих.
Воронину было скучно жить исключительно футболом, проводить на базе в Мячково по 300 дней в году. Его притягивала артистическая среда. Стрельцова, например, в ВТО не затащишь — зачем ждать вечера, когда днем куча развлечений? Можно сидеть на кухне с капустой, никуда не ходить, подремать.
Помню, рассказывал мне, как встретил Воронина незадолго до гибели: «Пьет пиво с какими-то ханыгами. Говорю: Валерка, иди домой!» — «Не пойду, делать там нечего». — «Да как же нечего?! Разогрей супчик, вытащи холодную бутылочку, включи телевизор…» Эдику действительно это нравилось. Мог дома часами разгадывать кроссворды, обложившись справочниками, словарями, атласами. А фильмы обожал детские и про войну.
Валеру же тянуло в ВТО, он был в центре внимания — и не футбольной братии, а режиссеров, актеров, писателей. Оттуда перемещался в «Националь», где ночью работал валютный бар. Романтика-то в чем?
— В чем?
— Советские граждане давно спят, а тут кипит жизнь. Как за границей. Для него это было очень важно. Хотя в «Национале» болтовня чревата — кругом прослушка. Но Валеру провожали к столику, где могли спокойно разговаривать.
Когда в Москве открылся кинофестиваль, он не пропускал ни единого вечера. Приезжал из Мячкова, просиживал с нами в баре до рассвета, ждал Софи Лорен. Мечтал с ней познакомиться. Меньше ему не надо — подавай итальянскую звезду!
А Стрельцов понятия не имел, кто такая Софи Лорен. Он вообще артистками не увлекался. Воронин, Иванов считались интеллектуалами. Но индивидуальностью, более самостоятельным человеком, с моей точки зрения, был Стрельцов. Ему не требовалось общество, Эдику с собой было не скучно.
— Мечта Воронина сбылась?
— Нет. Софи Лорен так и не пришла. Зато в баре Валеру заметил режиссер Марлен Хуциев. От футбола он далек, сначала Воронина принял за иностранца. Когда услышал, что тот говорит по-русски, предложил роль в фильме «Июльский дождь», который собирался снимать: «Для вас есть работа на целый год». Воронин ответил: «Это невозможно. Скоро летим в Южную Америку, затем — Вена, Брюссель и Лондон, мировое первенство. А я не альтруист».
Хуциев от опрокинутой на него географии лишился дара речи. Потом спросил сидевшего рядом актера: «Кто это?» — «Футболист». — «Они такие умные?!» Сыграл эту роль в итоге Александр Белявский, который похож на Воронина. Тоже брюнет, с проборчиком.
— После аварии Воронин изменился внешне?
— Да. Лицо одутловатое, узнавал его не каждый. Случались приступы эпилепсии. Отрыв от реальности под воздействием алкоголя — даром мозговая травма не прошла. В бредовом состоянии он себя чувствовал прежним Ворониным, которому все рады. Хотя многим начинал надоедать просьбами денег в долг без гарантий отдачи. Из игроков «Торпедо» всегда помогал Валера Филатов. А Юрин, допустим, никогда не давал. Но жалоб на судьбу или чудовищную бедность я от Воронина не слышал. Держался с достоинством.
— Почему с работой не складывалось?
— На ЗИЛе отыскали вакансию в строительном цехе. Жалованье скромное, однако и делать ничего не надо, сиди ежедневно с 9 до 6. Но для Воронина это было пыткой. На грани клаустрофобии. Тренером работать он бы не смог, хотя мало кто понимал футбол так, как Воронин. Мне кажется, из него получился бы великолепный комментатор. Вот только его образ жизни плохо увязывался с редакционными летучками.
— На похоронах были?
— Нет. О смерти Воронина узнал дней через десять. Нашли его с проломленной головой возле Варшавских бань. Пытался что-то объяснить врачам, изображал, как держится руками за руль, но так и не пришел в сознание…
Фото Федор Алексеев
Конец
А вот отрывок из «Разговора по пятницам» с Лидией Ивановой — двукратной олимпийской чемпионкой по спортивной гимнастике, вдовой другого великого торпедовца — Валентина Иванова.
— Воронин — ох какой тяжелый парень! — вспоминала Лидия Гавриловна. — Его нужно было держать на коротком поводке. И все равно сорвался бы… На наших глазах женился на Вале, дочке циркачей Птицыных, получили четырехкомнатную квартиру на Автозаводской. Но Валерка был неуправляемый. После матча у своего подъезда протягивает ключи: «Вот, поднимайтесь. Я скоро». И пропадает.
— Куда?
— Умотал к другой. Или приезжаем в ресторан ВТО. Туда не подойти, очередь — а на улице швейцар. Валерка с моим Валентином шею вытянут, швейцар пропускает. Стол уже накрыт. Вдруг Воронин — хоп, и в сторону. Ночью нет. Жена терпела до поры.
— И решила поступать так же?
— Да. Едем мимо ВТО — там окна низкие, видно, кто за столиками. Притормаживаем. Валерка говорит: «Вот она!» Я повернула голову — Валентина с каким-то итальянцем. Еще подумала: «Как она посмела?!» Наверное, от обид начала по-бабски мстить. Хотя и любила Валерку.
Годы спустя звонок — Валентина, его бывшая жена. Просит помочь устроиться на работу хореографом, она все-таки танцевала в «Березке». Отправила ее в детскую спортивную школу нашего района. Вскоре перезванивает директриса: «Лида, сколько ей лет? Ты ее видела?» — «Нет. А что?» — «Пришла старуха без зубов». Я не представляла, что можно до такой степени опуститься.
— Грустно.
— Валерку нашли в подземном переходе у Варшавских бань с проломленной головой. Умерла Валя. Потом сын Миша. Он сильно пил, труп подобрали на улице — три дня в морге не знали, кто это. Так пришел конец одной из самых красивых московских семей.