Александр Поветкин.
Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»
Про начало спортивного пути, тренера Валерия Белова, бои с Владимиром Кличко, Энтони Джошуа и Диллианом Уайтом, допинговый скандал, Александра Усика и язычество.
Новый герой подкаста Григория Дрозда — Александр Поветкин, олимпийский чемпион-2004, бывший регулярный чемпион мира WBA в супертяжелом весе, бывший временный чемпион WBC.
«Подфартило, что я по кику ни одного боя не проиграл»
— Некоторые не знают, что у тебя была хорошая карьера в кикбоксинге. По юниорам выиграл мир и по взрослым тоже. Почему не остался в кике?
— Мне этот вид очень нравился и нравится до сих пор. Но есть одно «но»: он не олимпийский вид спорта. Все-таки в боксе больше спортсменов. Он сильнее, как мне кажется, потому что больше сопротивления и конкурентов. Наверное, из-за этого. Я выиграл мир по кикбоксу и понял, что надо боксировать, потому что бокс — олимпийский вид спорта.
— Как пришел в кикбоксинг? Увидел фильм какой-нибудь?
— Я, как и все, смотрел фильмы с Брюсом Ли. Я ходил на карате, рукопашный бой, потом пришел сначала на бокс, а не на кикбоксинг, как многие думают. Но я параллельно занимался кикбоксом. Мне предложили поехать на сборы в Москву — потренироваться с кикбоксерами, я там подрался с кикбоксерами, и мне предложили дальше там драться. Выиграл спарринги — и пошел дальше. Попал на первенство мира, которое проходило как раз в Москве. Это был где-то 97-й год. Короче, мне было 18 лет. И вот так я впервые выиграл чемпионат мира — по молодежи.
— Неделю назад общался с Константином Юрьевичем Новиковым, ты его знаешь.
— Он наш тренер в ЦСКА, как раз кикбоксер.
— Да. У меня же тоже карьера была [в кикбоксинге], и он мне напомнил, что в 1999 году, когда был чемпионат Вооруженных сил России по кикбоксингу в Теплом Стане, мы с тобой боксировали в одной программе. Я там выиграл. Ты был в категории выше. Честно говоря, я тебя там не помню.
— Я тебя тоже. (Улыбается.)
— И он мне напомнил, что ты тоже выиграл вооруженку по кику в 99-м.
— Так подфартило, что я по кику ни одного боя не проиграл. Представляешь? Боксировал в 86 кг, а потом в абсолютке.
— Что лучше всего получалось в кике? Были ли коронки?
— Ногами в основном пробивал в корпус, иногда только по голове. В основном, конечно, бил руками.
— На шпагат садился?
— Тогда — да. Сейчас не сяду уже.
— Ты родился в Курске. Расскажи, кем работали мама, папа?
— Мама на автобазе работала, диспетчером, а отец в какой-то фирме, название которой я даже и не помню. Потом он возглавлял федерацию бокса в Курске.
— И он тебя к спорту привлек?
— Да. Я всегда любил ногами махать — карате, Брюс Ли, — а отец мне говорит: «Иди на бокс». Отец отдал меня на бокс, хотя я не хотел. А потом мне сказали: «На хрен боксом занимаешься, у вас дзюдо сильное». У нас тогда в Курске были хорошие спортсмены — олимпийский чемпион, чемпион мира. Хорошие были дзюдоисты в Курске. Но я начал заниматься боксом. Совмещал бокс и кикбоксинг.
— Папа все-таки склонил?
— Да-да.
— Насколько я понимаю, он был сильной личностью?
— Да, в Курске. 100 процентов.
— Расскажи про брата. Володя же тоже боксировал?
— Да-да, достаточно неплохо. Он мастер спорта по боксу. Сейчас в федерации, семья у него. Ну, он в Курске остался. Там развивает потихонечку бокс.
— Курск как город для тебя что значит?
— Это родина моя. Каждую улицу, закоулок знаю.
— Часто там бываешь?
— Сейчас нет. Но бываю.
— Ну, и твое имя для Курска… Герой.
— Честно — не знаю. Ну, ребят я там много знаю, конечно. Я там прожил до 18 лет, да и часто ездил туда. Вот недавно был. У меня там дочка растет от первого брака, ей 21 год, и у меня с ней хорошие отношения. Здоровая. Время летит.
— После кикбоксинга началась твоя любительская карьера в боксе. Ты попал в поле зрения Валерия Ивановича Белова. Как познакомились?
— Валерий Иванович — крутой дядька. Один из самых крутых. Мне повезло в жизни. Был в Курске Александр Иванович Рагозин, тоже хороший человек. Он, как и Валерий Иванович, любил детей и любил свою профессию. Я был в сборной, а Валерий Иванович там был старшим тренером. И тогда Николай Дмитриевич Холмов, старший тренер нашей сборной России, — кстати, тоже великий человек… Кстати, мы с ним выиграли общекомандное на Европе — в 12 весах 10 золотых медалей.
Фото Александр Вильф, архив «СЭ»
— В Перми?
— В Перми, а потом в Пуле, Хорватия. Там где-то девять медалей золотых взяли. Не помню точно. Там для нас даже не было конкурентов, команда была сильная. Все это благодаря нашим тренерам — Валерию Ивановичу, Николаю Дмитриевичу.
— В сборной-то вы и встретились с Валерием Ивановичем?
— Да. Начали общаться, тренироваться, а потом Николай Дмитриевич говорит: «Саня, Валерий Иванович тебе больше даст». Я как раз пообщался со своим первым тренером в Курске, Александром Ивановичем Рагозиным. И он ответил: «Думаю, все правильно. Тебе надо двигаться дальше. Ты здесь уровень набрал, и сейчас тебе надо к Валерию Ивановичу — и двигаться дальше». Сейчас не каждый тренер… Каждый тренер сейчас: «Нет, это мой!» Все. А человек, который дает путь вперед, стоит большего. Мало таких тренеров. И я с Валерием Ивановичем потихонечку… 1997-1999 годы я служил в армии, в ЦСКА. Мы же с тобой тогда выступали по кикбоксингу.
— Это, получается, у Лаврова?
— Ну да.
— Не, у Новикова!
— Да-да. Лавров — это бокс. У Лаврова как раз Денис Лебедев был. Костя Новиков — это кикбоксинг. Это наш. И уже, наверное, в 2001 году я основательно переехал в Чехов к Валерию Ивановичу. В том году я уже Европу, мир выиграл — и потом в Чехове оказался.
— Он там жил?
— Да. Он тоже переехал в Чехов с семьей. Его пригласили тренировать. Не помню точно откуда. Вроде из Пензы туда переехал. Он сам родился в Татарстане, в Казани, потом ездил туда-сюда. Великий человек, столько объездил со сборной, и у него была хорошая [связка] с Николаем Дмитриевичем Хромовым. Это были крутые тренеры, и я считаю, они лучшие до сих пор. Мой переезд в Чехов был связан с Валерием Ивановичем. Говорит: «Саня, давай!» Я, Андрей Мишин, Романчук Роман, которого уже нет в живых… Он неплохой парень был. И мы все переехали к Валерию Ивановичу. В Чехове, наверное, остался я один — до сих пор.
— Белов — тренер советской школы бокса. Какая у него была философия? Чего он в тебе добивался?
— Он классный. Он всегда придет, поговорит. Мы жили по соседству с ним, и получается, что утром тренируемся и в обед тоже. Он был для меня как отец. Был человечищем для меня, что тут говорить.
— Левый сбоку он тебе поставил? Или это было у тебя всегда?
— Он, безусловно, ставил тоже. И Александр Иванович тоже. А Валерий Иванович доработал. Он говорил, что нам нужно нарабатывать то, что у нас лучше всего получается. Этот человек смотрел, что тебе лучше идет, подходит, и потом он это брал и делал еще лучше. Обрабатывал и делал бриллиант. Это качество настоящего учителя.
Фото Ефим Шаинский, архив «СЭ»
— А Хромов по результатам, наверное, один из лучших тренеров России.
— Я считаю, что однозначно, потому что наша команда была признана лучшей в мире. Это был, наверное, 2003 год, когда нас признали лучшей командой в мире. У нас в сборной ребята, конечно, были сильнейшие: Женя Макаренко — двукратный чемпион мира, Саша Малетин — чемпион мира, призер Олимпийских игр, Гайдар Гайдарбеков — олимпийский чемпион. Много кто там был.
— Мое знакомство с тобой началось с Чехова. Сергей Николаевич Лалакин, мы с ним знакомы, и я знаю, что он многое делает для спорта в Чехове — для пацанов, так скажем. Какое у тебя к нему отношение? И что он для тебя сделал?
— Очень крутой человек. Крут тем, что помогает детям, молодежи. И борьба, и бокс, и рукопашный бой. Залы открывает, делает все. Мало таких людей. Чем больше таких людей, тем лучше будет для России однозначно.
— У него, как он рассказывал, есть программа, по которой он открывает залы по всей территории России под брендом «Витязь».
— Да. Мы с ним открыли зал в Курске, где дети тренируются бесплатно. Открыли залы в Чехове, Тамбовской области — много где открыли, перечислять все не буду. И, конечно, вот эта его программа очень сильная. И потом он мне говорил: «Хочу все объединить, чтобы потом между клубами проводить соревнования, чтобы ребята были сильнее, мощнее». Ребятам дают форму, везут на соревнования в Москву и так далее. Это большое дело.
— Вкладывает в детей.
— Сто процентов. Он вкладывает душу. Это человечище.
— Он тебя поддерживал и по любителям, и по профессионалам?
— Да, конечно. И Николай Борисович [Павлинов].
«Где родился — там и пригодился. Видел грустные глаза наших иммигрантов в Америке, родину вспоминали»
— До 2012 года ты боксировал в Германии. У тебя было очень много боев.
— После Олимпиады я думал, идти [в профессионалы] или нет, и решил: «Как я не пойду? Это мое! Мне это нравится». Сказал Валерию Ивановичу: «Пойдем вместе». Он такой: «Ну, давай попробуем». Мы начали заниматься профессиональным боксом, выступали часто в Германии, потому что с немецкой промоутерской компанией у нас был подписан договор — с «Заурлэнд». Ничего плохого о них не могу сказать, хорошие люди, и делали хорошие бои.
— Правильно понимаю, что твои первые профессиональные бои в Германии начались с менеджером Володей Хрюновым?
— Да. Можно что угодно говорить, но Володя неплохой. Он свое делает. По большей части надо договариваться с ним, но он свое дело знает и делает.
— Когда ты с Денисом Лебедевым шел параллельно, Владимир вами обоими занимался. Рой Джонс тогда приезжал — и на спарринги тоже.
— Это все во многом благодаря Николаю Борисовичу и Сергею Николаевичу, честно скажу. Ну и, конечно, Хрюнов свое дело делал. А так поддержка была со стороны Чехова и Подольска.
Фото Global Look Press
— Нравилось в Германии? Аудитория, обстановка?
— Хорошая, нормальная аудитория. Меня там нормально принимали, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Там, в Германии, много русских, русскоязычных, которые нормально ко мне относились. Приезжал туда боксировать. Еще на сборах там бывал. Знаешь, все равно — недели-две я там побуду, и все — у меня начинается тоска, мне хочется домой. Всегда так. В Россию хочу. И когда мне предлагали и в Германию, и в Америку переехать жить, я говорил: «Нет. Я точно не перееду». Поработать, повыступать — да. У меня в Америке с Тедди Атласом проходили тренировочные сборы.
— В каком городе?
— В Нью-Йорке, Нью-Джерси. В городищах мы были там. А так в основном в Нью-Йорке.
— Понял, что там не твое?
— Ну, не нравилось мне там находиться. Я люблю Россию. Слышу от молодежи: «Вот бы в Америку уехать…» А вы там были? А что там хорошего? Я там видел людей, которые переехали и живут в долг. Смотрю — а у них глаза не очень счастливые. Они такие: «А как там, в России?», о родине вспоминали. Думаю, где родился, там и пригодился. Все равно так. Родина есть родина.
— В Германии тебя устраивали условия?
— Да-да, условия были хорошие. И в Австралию звали, и в Англию, и в Америку звали, но я остановился на Германии. Думал, чтобы поближе к России. Сначала с Валерием Ивановичем тренировался, но потом он немного приболел, и я понял, что надо кого-то еще.
— Почему не стал продлевать контракт с немцами? Или они там…
— Да нет, они нормальные. Там с телевидением связано что-то было. И, честно, я тогда хотел в России боксировать. И появился Андрей Михайлович Рябинский — человек, создавший промоутерскую компанию «Мир бокса», которая начала устраивать интересные и хорошие бои. И он мне тоже предложил [сотрудничать]. Я ему: «Какие? Где? Что?», и он мне: «Хочу в России. Хочу здесь развивать и устраивать бои». Вот это было для меня главное слово — потому что в России. Сколько он сюда, в Россию, привез чемпионских боев! Сколько зрителей, поединков было. Сейчас такого не будет пока что. Дай бог, чтобы нашлись люди, которые сделают что-то похожее, потому что супер было. Ты сам выступал — и знаешь! Где еще увидишь такие поединки? Твой бой за звание чемпиона мира против Влодарчика, правильно? И билеты были доступными.
— Когда я рассказываю молодым, начинающим боксерам про промоутера, всегда ставлю Андрея Михайловича в пример. Его отношение к боксерам с финансовой точки зрения, условия. Андрей Михайлович — яркий пример хорошего промоутера.
— У него в первую очередь шел не заработок денег, а популяризация спорта. И он любил этот вид спорта, любил это дело. И это самое главное, потому что, я думаю, он на этом не заработал, ведь он вложил туда столько денег… Он не заработал. Так что честь и хвала ему за то, что он сделал.
— Он всегда говорил, что профессиональный бокс для него не был бизнесом. Но он получил хороший имидж и деловые связи.
— Самое главное — он получил удовлетворение. Он сделал бокс популярным в России. Устраивал красивые, чемпионские бои. Кстати, бой с Кличко, который у нас был, он же затянул. Он же заплатил деньги, чтобы тот сюда приехал. Где такие бои еще увидишь? После того боя Кличко у нас не дрался ни с кем, правильно?
— Вокруг шоу, которые он делал, начала формироваться публика, люди стали покупать билеты. Дамы в платьях, светская красивая тусовка. Андрей Михайлович все это создал.
— Я вот как раз отслужил, а потом числился в ЦСКА, и нам, конечно, сильно помогал Игорь Иванович Сечин — глава «Роснефти». Очень сильно помогал. Тоже крутой дядька, который для спорта сделал многое.
Фото Антон Сергиенко, архив «СЭ»
— Он появился, включился в процесс, когда появился на горизонте бой Владимир Кличко — Александр Поветкин.
— Да. Он появился там тоже и немалое участие принял вместе с Андреем Михайловичем.
— Тогда Андрей Михайлович, будучи твоим промоутером, на торгах положил 23 миллиона долларов.
— Я думаю, Игорь Иванович поспособствовал этому, можно сказать. Без него бы, наверное… Я так думаю.
— 75 на 25 делился гонорар. Получается, Кличко порядка 17 с чем-то миллионов получил. Это его самый большой гонорар в карьере. Твой гонорар был 5 миллионов с чем-то.
— Да, что-то такое. И для меня это тоже был самый большой гонорар в карьере.
— 5 миллионов долларов — большой гонорар.
— Ты че? Это не то слово!
«Перед боем с Кличко был ненужный ажиотаж. Чересчур»
— Что с тобой начало происходить, когда ты узнал, что договорились о поединке с Кличко, что он будет проходить в Москве, в России?
— Я был счастлив. «Блин, классно, что бой у нас здесь, на родине будет бой!» И такой бой — за звание чемпиона мира! Думал, выиграю, думал, изо всех сил буду стараться. Но видишь, как в жизни бывает. Что бы ни говорили, но он был опытнее, он мастер, он выше. Вот и все.
— Мы с тобой тогда начали готовиться вместе. Мне же Андрей Михайлович тоже предложил побоксировать в той программе (Дрозд нокаутировал Матеуша Мастернака). Собственно, я и отбоксировал, у меня был соглавный бой. Перед тобой я дрался. Тогда было много внимания со стороны российского правительства и высокопоставленных людей. Звонил ли тебе президент Российской Федерации, были ли звонки из администрации президента?
— Были, конечно. Просто поддерживали люди. И, конечно, хотелось изо всех сил сделать как лучше. Ответственность такая была, что где-то, может быть, я из-за этого подгорел. Но все было честно — и Кличко выиграл.
Фото Татьяна Дорогутина, архив «СЭ»
— Ты помнишь этот момент, когда тебе позвонил телефон, а на другой стороне был президент России?
— Да я подскочил.
— Ты где был?
— Да я уже не помню.
— В лагере был?
— Наверное. Я аж подскочил.
— И что? Ты услышал его голос?
— Да, конечно.
— И что он сказал?
— «Как? Как проходит подготовка?» Я ответил: «Отлично! Я вас благодарю, что помогаете». Он много уделял внимания спорту и всегда помогал спортсменам. Считаю, что у нас один из лучших президентов, если честно. Это точно.
— Я тоже так считаю. Но тут непосредственно перед боем, Владимир Кличко — мировая звезда, супертяжелый вес. Он сказал что-то вроде «Саша, ты должен победить! Давай!»? Вспомни, это же интересно.
— Должен победить — такого не помню, честно. Конечно, желал победы. По-любому, однозначно!
— Он часто тебе звонил?
— Не-не. Один раз было. А может, два. Я не помню. (Улыбается.)
— Владимир Кличко защищал в бою с тобой четыре пояса: IBF, IBO, WBO и WBA. Он делал 15-ю защиту титулов IBF и IBO, 11-ю защиту WBO и 5-ю — WBA. А еще был титул журнала The Rings — 8-я защита. Он был в самом расцвете, и тебе предстояло выйти против него на ринг. Что ты думал об этом? Как собирался его побеждать? Каким был план?
— Я хотел напрягать его, поддавливать, заходить с разных углов. Честно говоря, думал, что выиграю. (Улыбается.) Думал, по-любому я должен выиграть. Но он оказался умнее, хитрее, опытнее и сильнее.
— Но план на бой заключался в давлении?
— Да. Я к этому бою готовился со Стейси Маккинли. А до этого тренировался с Тедди Атласом. Они много чего говорили, как они меня бросили, но на самом деле, я считаю, не так все было.
— Ты расскажи, как у тебя проходили тренировки с Атласом. Помню, как ты мне рассказывал, сколько вы с ним тренировались и сколько говорили.
— Я помню, что Тедди Атлас очень любил поговорить. Он на самом деле талантливый тренер и много интересного мне показал. Но, наверное, у нас разный менталитет: я русский, он — американец. Вот и все. Вот из-за этого мы… А правильно ты говоришь. «Саша, начинай». У меня еще переводчик рядом, и через переводчика полчаса он мне рассказывал…
— То есть 20-30 минут вы разговаривали во время тренировки, когда должны были тренироваться?
— Да. Не знаю, правильно это или нет, ничего про это не буду говорить. Был такой момент: боксирую, и он такой: «Все, хватит». Я говорю: «Почему? Я еще хочу». — «Ты че, тренер? Тренируйся тогда сам». Разворачивается — и уходит. Такой своеобразный человек был. Я не скажу, что он плохой был. Он нормальный человек, но своеобразный. Но я тогда думал: «Почему нет? Если у меня есть желание».
— Возвращаемся к Кличко. Повторюсь, мы с тобой были в одном лагере. Тренировались вместе. Мне казалось, что вокруг тебя было слишком много людей. Мне казалось, что они тебе мешали…
— Я тоже так думаю, чересчур. Какой-то ажиотаж ненужный был.
— Кто порекомендовал, чтобы вокруг тебя 24/7 находились три охранника?
— Не буду обманывать: если честно, даже не помню. Наверно, промоутер или еще кто-то, трудно сказать. Мне кажется, что ажиотаж был ненужный. Началось такое давление самого себя. «Значит, я должен, значит, я могу». Когда бывает давление, ты немного сгораешь. Тратишь энергию. Откровенно скажу: к бою я подошел не так, как нужно. Это я сейчас понимаю. На этот бой взяли тренера, с которым я не был знаком. Что значит взять другого тренера? И тем более перед таким боем — против чемпиона мира по нескольким версиям. Как ни крути, тогда Кличко был великим. Считаю, этого не надо было делать. Надо было дальше готовиться или с Костей Цзю, или с Валерием Ивановичем. Не надо было менять что-либо.
— Не надо было мудрить…
— Да, если и меняешь что-то, то надо в одном бою, втором, третьем, чтобы ты постепенно влился в это, но не сразу перед боем против… Представь, что сегодня делаешь что-то одно, а завтра уже по-другому все. Тебе время нужно, чтобы привыкнуть.
— Это уже другой язык, другой разговор, тут понять друг друга…
— Конечно. Через переводчика общались, я этот язык сам не знаю.
— Получается, у тебя в углу был переводчик?
— Да.
— Там и так бой напряженный, а тут еще переводчик, тут надо соображать… Конечно, было сложно. Если вернуть время назад, дать тебе возможность по-новому подготовиться, ты бы по-другому подготовился к Кличко?
— Однозначно. Изменил бы лагерь и сделал бы по-своему. Я не знаю, каким бы бой получился, но я бы сделал по-другому. Нельзя говорить, что я бы всех победил, но я бы сделал по-другому. А что бы было, я не знаю. Никто не знает уже.
— Помню, были разговоры по поводу перчаток или бинтов. Кличко диктовал свои условия. Какие-то такие подробности ты помнишь? Принципиальные вещи были?
— Есть вещи, которые я не могу рассказать. А так, по поводу бинтов что-то такое было. Я уже не помню. Там уже промоутеры этим занимались — мне, если честно, было все равно. У меня была одна задача — выйти и побоксировать. Я как-то в это вообще пытался не лезть.
Фото Татьяна Дорогутина, архив «СЭ»
«Никогда не говорю: «Я мог бы это, я мог бы то». И Кличко, и Джошуа были сильнее меня»
— Какой бой в своей карьере ты считаешь самым значимым, самым большим?
— С Владимиром Кличко, конечно. И с Джошуа, когда мы на «Уэмбли» дрались. Тоже был достаточно серьезный и хороший бой. Вроде и готов был неплохо, и что-то получалось, но чего-то не хватило. Удар пропустил, который потряс. И потом, как вы помните, остановили бой. Но удар я пропустил. Что я могу сказать? Он был сильнее. Я никогда не говорю: «Я мог бы это, я мог бы то». Я так не говорю никогда, потому что и Владимир Кличко, и Джошуа были сильнее меня.
— Стадион «Уэмбли», 90 тысяч зрителей, под завязку все было заполнено. Ты впервые вышел на бой перед такой большой аудиторией. Как-то это повлияло?
— Нормально повлияло. Я ко всему этому нормально отношусь. Раздавить не раздавило, наоборот. Мы смотрели на «Уэмбли», и, елки-палки: это же какой стадион! На таком стадионе мало кто выступал. Из россиян — единицы.
Фото Global Look Press
— Из российских — точно нет, но до Джошуа там больших-то боев… Я могу заблуждаться, но…
— Там были большие бои. Там бился даже то ли Мухаммед Али…
— Да. Большие были.
— Но из наших никого, наверное, не было. Ты что, это так круто было! Мне, конечно, однозначно хотелось победить. Я так переживал, что не смог добить [Джошуа]…
— Ты же помнишь, как левым сбоку достал? Он еще присел. Почувствовал?
— Да-да. Почувствовал. Я на него кинулся, а он меня прихватил. Он умеет, умеющий, а мне надо было, наверное, тактически правильно сделать. Этого я не предусмотрел и не сделал. Ну, что за это говорить… Все произошло так, как должно было произойти. Я такого мнения, что о чем-то жалеть… Да все произошло как надо. Я старался. Мне в жизни так повезло, что меня никто никогда не подкупал. Меня даже если кто-то и просил о чем-то — даже по детству помню, — то всегда просил, чтобы все по-честному было. Не должно было быть никаких компромиссов. Если партнер слабый, то лучше пусть снимется. Не надо. Зачем калечить парня? Я такого мнения.
«Где вы видели боксеров-дураков?»
— В этом поражении нет ничего такого, потому что ты был самым сильным в своем дивизионе и боксировал с самыми сильными.
— После Олимпиады я думал, что я все брошу — мол, хватит. А потом подумал: «Ну как?!» Наверное, надо было сразу идти (в профи, перерыв между Олимпиадой и переходом Поветкина в профессионалы составил год. — Прим. «СЭ»), сразу заниматься и боксировать дальше, а не думать о чем-то.
— Может, тебе пауза нужна была.
— Но я потом сколько боксировал. И я не чувствовал себя уставшим. Почему? Потому что это все мне в радость было. Когда я хотел отдохнуть — я отдыхал. Помню, тренировались мы и что-то подустали. Костя Цзю говорит: «Так, давай завтра полностью отдохнем. Может, в баньку сходим». Тоже правильно. Тот, кто боксировал, тот знает. Ты сам прекрасно знаешь. Были ребята, которые: «Вот, если бы я боксировал, то чемпионом бы стал». Я говорю: «Слушай, а почему ты тогда не боксируешь?» Можно говорить что угодно, и я могу говорить что угодно, а как все сложится — никто не знает. Но я доволен своей карьерой.
Самое главное — я приобрел много друзей, бокс воспитывает. Я сидел с родителями, и они спрашивали, куда детей отдавать. Куда? Отдавать надо в бокс. Должен воспитываться мужчина. Есть бокс, борьба. И они такие: «Вы хотите, чтобы они дураками стали?» Понимаешь, какой менталитет у людей? А где вы видели боксеров-дураков? И посмотрите, что на улице творится — это наркотики или еще что-то, алкоголь, то, что не нужно сейчас. Вот где тебе дураки будут. Я родителям говорю: «С чего вы взяли? Посмотрите, сколько у нас воспитанных ребят». Ты же сам у нас в сборной был. Нормальные, воспитанные ребята, которые всегда уступят старшему, всегда с уважением относятся, младшему помогут, никогда не обидят слабого. Это же большое дело!
— Поэтому спорт — это хороший инструмент.
— Да. Но, конечно, все зависит от тренера. У нас Александр Иванович Рагозин оценки смотрел мои — проверял, как я учился. Он ругал, если плохие оценки. Правильно или нет, но вот такой он был.
— Мой тренер всегда говорил: «Гриша, знаешь, кто такой тренер? Это когда ты своих детей бросаешь, а чужих воспитываешь».
— По факту так и есть. Потому что они становятся своими. Александр Иванович и Валерий Иванович… Я же видел, как он относился к дочке. Так же он и к другим детям относился. Это большое дело. Тогда были я, Романчук, Мишин Андрей. Он ко всем нам как к детям относился, переживал.
Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»
«Говорят, остарин — для набора мышц. На хрен мне это нужно вообще?! Я на бой тогда вышел 100-101 кг, меньше обычного»
— Неприятный момент в твоей карьере — допинг. Тот самый остарин. В итоге выяснилось, что были какие-то доли (10 пикограммов. — Прим. «СЭ»). Как это все произошло?
— До сих пор не могу понять. Что-то я принять однозначно не мог. Что-то мне кто-то подсыпал? Вряд ли. Не могу понять, откуда это взялось. Возьмем, например, мельдоний. Милдронат мы раньше пили. Мы выступали по любителям, и мы его пили. Потом его запретили. Хотя в других странах есть такая же подпитка организма. Только немного другая, там изменено что-то. Но это — нормально, а милдронат — это всё… Хотя доказано, что он тебе больше сил не дает, а просто помогает твоему организму, сердцу справляться с нагрузками. И что в этом плохого? А сил и выносливости не прибавляет. Нашли его у меня 0,0002 грамма каких-то. Это то же самое, что таблетку лизнуть. Если бы я выпил одну таблетку, то у меня по-другому бы показало.
Честно скажу, вот это мне совсем непонятно было. Потом доказали… Я не знаю, что там доказывают адвокаты, судьи. Потом остарин… Я вообще не знал, что это такое. Оказалось, что для набора мышц — ни «физики», ничего другого не прибавляет. И на хрен мне это нужно вообще?! Я тогда вышел на бой и весил 101 или 100 килограммов. У меня меньше веса было, [чем обычно]. Опять же, 0,00 с чем-то миллиграммов. Я таблетку, что ли, должен был лизнуть? Какой это толк даст? Мне это очень сильно непонятно было. И очень обидно было, потому что из-за этого я пропустил много времени.
В Америке, кстати, суды были. Мы победили. Там на самом деле… Хрен его знает. Хоть на детектор лжи проверяй. Нужно быть таким дураком, чтобы принимать это. Ты же понимаешь, что тебя постоянно проверяют. Самое главное, что до боя меня проверили — ничего нет. Потом, перед боем, за два-три дня что-то нашли… Уже третью или четвертую пробу забрали. Нашли что-то. Я говорю: «Что за фигня?!» Второй раз так же было. Почему ничего-ничего, почему я чистый-чистый — и потом за два дня до боя находят 0,00 граммов… Это что такое вообще?! Этим нерусским людям хватило этого, чтобы отстранить меня от боев. Но потом меня по всем пунктам оправдали, вернули, но время ушло.
«На второй бой с Уайтом вышел будто пьяный. Может, стоило отложить бой и вылечиться до конца»
— Бой с Диллианом Уайтом за временный титул чемпиона WBC и WBC Diamond. Драгоценностей в этом поясе было тысяч на 50 долларов.
— Его как раз делали под него. (Улыбается.)
— Вы с Иваном Кирпой готовили ту комбинацию?
— Тренировали, конечно. Вышел и думал, что сейчас нормально поработаю. Было несколько ударов, которые меня потрясли немного. У меня не было какого-то замутнения или боязни. Мне было пофиг — мол, давай, я готов! Если посмотреть бой, увидишь. Уайт — достаточно сильный и неплохой боксер. В первом бою я победил, достал до него, а во втором поединке… Я тогда переболел коронавирусом. Может быть, тогда стоило отложить бой и вылечиться до конца.
— Ты прям болел?
— Я уже не болел, но состояние было, будто немного пьяный и шатаешься. Я думал, что все равно выиграю, но видишь, как в жизни бывает.
— А ты принимал лекарства, когда болел?
— Конечно. Пропил столько таблеток, что мама не горюй. И в больнице пролежал. Меня коронавирус сильно по сосудам ударил.
— Но в итоге принял решение боксировать.
— Да, потому что мне сказали: «Саша, мы уже отложили несколько боев, если сейчас отложим, то сорвется». Я ответил: «Да ладно, давайте драться, че там». Вышел побоксировать, и что я могу сказать… Он выиграл. (Улыбается.)
Я не чувствовал себя как в первом бою. В первом бою я пропустил — и мне было по фигу, был готов дальше драться. А здесь я встаю… Я и на ринг выходил как пьяный. Какое-то состояние было непонятное — не было собранности, чтобы видеть, как и что мне сделать. Все равно я хотел продолжать бой. Но бой остановили. Было печально, что остановили, мне хотелось дальше драться.
— Со стороны казалось, что остановили его правильно.
— Ну, может быть. Не буду спорить. На тот момент мне так казалось. Кстати, я еще не пересматривал этот бой. Надо посмотреть.
— Бой с Кличко пересмотрел?
— Да.
— А первый бой с Уайтом — когда его нокаутировал?
— Тоже не смотрел. Бой не смотрел, а смотрел момент, как его нокаутировал. Левой ударил — и [Уайт] сразу снизу. Мы как раз с тренером это нарабатывали.
— Ты когда попал, понял, что он, скорее всего, не встанет?
— Нет, не было такого. Смотрю — думаю: так хорошо он упал, сейчас еще дам ему. Но он не встал. (Улыбается.)
— Ты завершил карьеру в 2021 году. Доволен карьерой? Есть ли вещи, которых не добился, но хотел?
— Хотелось стать чемпионом мира среди профессионалов.
— Но ты регулярным чемпионом стал.
— Быть регулярным — это одно, а хотелось стать по нескольким версиям, настоящим. Но не удалось. А так — карьерой доволен. Я приобрел много друзей, опыта в боксе и в жизни. Повторю для тех людей, которые думают, что боксом занимаются одни дураки, хе-хе-хе… Ты сам знаешь, что это не так.
— Очень умные парни.
— Очень умные ребята есть — сообразительные, воспитанные и смелые. Вот парень, которого я знал, из боксеров наших в команде, — никогда не пройдет мимо, когда обижают девушку. Или когда слабого парня толпой обижают. Он никогда мимо не пройдет. Вот в чем беда. А вот показывали педофила какого-то. Когда он ребенка тащил, а тот плакал и упирался, никто не подошел. Почему никто не узнал, почему ребенок так кричит? Что происходит? Вот это безразличие — это печально.
— В боксе как раз воспитывают ребят, которые заступаются.
— Сто процентов. Поэтому я против, когда говорят, что боксеры — дураки. Далеко не дураки, а нормальные ребята. Это самое главное. Понимающий человек знает силу свою. Сильному человеку всегда легче быть добрее.
Фото Global Look Press
«Я всегда за Россию — права она или нет. В этот раз Россия права»
— Вопрос, отчасти связанный с боксом, но в большей степени — с нашей страной, Россией. Ты рассказывал, что перед началом СВО написал Александру Усику сообщение о чем-то. Вы же знакомы (ведущий оговорился: Поветкин написал Усику сообщение, когда СВО началась. — Прим. «СЭ»)…
— Знаешь, я не люблю за людей что-то плохое говорить, но, по сути дела, он считает, что на его страну напали. Я говорю, как было на самом деле. На самом деле Владимир Владимирович все правильно сделал. У нас же есть разведчики, люди, которые посмотрели, что к нашим границам уже скапливается армия натовская. Для чего она тут? Чтобы война была, наверное, на нашей территории. Так что я думаю, что все правильно сделали. А они могут говорить что угодно. А почему они не рассказывают, что происходило в Луганске, в Донбассе?! Я там был, Денис Лебедев туда ездил. Мне фотки присылали, сколько там детей маленьких, которых похоронили, уже нет их… Что именно делали с Украиной? Почему это не показываете и не рассказываете, что вы делали? И я удивлен. Надо было раньше этот народ защитить. Считаю, что это наш народ.
— Что на это ответил Саша?
— У них свой ответ. Он считает, что это все неправда. Там бесполезно. Там в одну сторону все.
— Если бы вы встретились, хотел бы с ним поговорить? Объяснить эту ситуацию? Наверняка помнишь, как он в последнее время обрушился с неприятными словами, с гневом на Россию, на людей…
— Парень он вроде неплохой. Не пойму, почему это происходит. Наверное, что-то есть, о чем мы не знаем. Вот так я скажу.
— Кстати, если говорить про его товарища, друга, брата, кума — Васю Ломаченко… Я не знаю их историю, но мне кажется, что в старшей юношеской сборной они были вместе. И Василий себе такого не позволяет, хотя украинец и находится там же. А Сашу что-то взорвало.
— Произошло что-то, чего мы не знаем. Так скажу: я бы всегда был за Россию. Была бы она права или неправа, я бы всегда был за Россию. Россия в этот раз была права.
— Как за своего друга, близкого, в любой ситуации…
— Ну да. Так и надо. Я так считаю.
— Какое отношение и к Кличко, и к Усику?
— Да тоже… Никакого. У меня нет к нему [к Усику] никакого негатива. Прекрасно знаю, что он живет в этой стране, но я же не знаю, что у него там происходит. Правильно? Нет у меня никакого негатива в его сторону. Ну, он так решил, и пускай так будет. Я, конечно, не проглочу оскорбления в свою сторону. Когда мы увидимся, мы обязательно с ним поговорим. Спрошу: «Почему?» Я не позволял себе никого оскорблять — их народ. А что там происходит… Извини, их военные прячутся за мирный народ, а потом на наших что-то рассказывают. У меня много знакомых, друзей, которые были там.
— Мы знаем твоего близкого друга, который сейчас там находится.
— Да-да.
— Кличко и Усик. Кто был бы предпочтительнее, если бы они боксировали?
— Фиг его знает. Не знаю, потому что Кличко и тактически мощнее. Он и [физически] мощнее, и тактически умнее. Он большой. Хотя Саша тоже достаточно правильно защищается, много атакует. Трудно сказать. Мало пропускает. Молодец, молодец.
— В общем, сложно сказать?
— Я не решусь.
— Фьюри — Усик. Кто бы победил, если бы этот бой состоялся?
— Не знаю. Потому что Тайсон Фьюри какой-то нестандартный — кривой, духовитый, сильный. Он в бою с Уайлдером упал, а потом поднялся и выиграл (на самом деле тот бой завершился вничью. — Прим. «СЭ»). Он лезет вперед, попадает размашистыми ударами непонятными. Не знаю… Но я бы однозначно болел за Усика. Даже сейчас. Потому что он славянин.
Фото Global Look Press
«Как для меня святая земля может быть в Иерусалиме? Я же русский»
— Твоя религия — это язычество. Ты все так же придерживаешься этого направления?
— Да. Придерживаюсь и буду придерживаться, потому что для меня родная земля, солнышко… Что мне еще надо? Как для меня святая земля может быть в Иерусалиме? Я же русский. Что я могу сказать? Вот и все. Уважаю все религии, и за кого-то плохо не буду говорить, потому что не могу сказать. Люди везде есть разные. Ни одна религия не должна плохого нести. Так что не буду ничего говорить. Это просто наше, это родное, вот и все. Наверное, поэтому я к этому близко.
— Сколько лет ты уже в язычестве?
— Язычество — христиане и назвали. А люди были православные. Знаешь — правь славили. У мамы в детстве спрашиваю: «Как меня [крестили] в детстве?» А она: «Да мы сами. Ни попа не было, никого. Крестили, да». Было время, когда в церковь заходили. Это [язычество] для меня ближе, да и все. Вот так я к этому пришел. Когда кто-то говорит: «Это же [христианство] русское и так далее», я говорю: «Подождите, ребята. Вам же нормально, вам по душе. Да будьте». У меня много друзей, которые сильно верующие. У меня бабушка, она умерла в 97 лет, была верующей, я ее любил и уважал. Мы с ней разговариваем, и она говорит: «Саша, ты по-своему, я по-своему». Посмотри, сколько людей. Разве нет хороших среди мусульман? Есть. Среди буддистов тоже есть. У христиан, конечно, тоже есть хорошие люди. Среди язычников, как ты говоришь, тоже есть хорошие и достойные.
— У тебя есть окружение, которое в этом направлении? Вы этим живете?
— Да, конечно.
— То есть в России достаточно много [язычников]?
— Много, развиваются. Есть люди, не буду говорить кто, но есть люди. Есть Виталий Владимирович Судаков, известный путешественник, который много делает и рассказывает. Вот что мне нравится, что в этом человеке нет агрессии ни к чему. Он рассказывает, объясняет, почему так, почему это. Что и там и тут есть хорошее. Ну, правильно. А это наше, это мое, родное. Если в детстве я мог сказать, что не хочу никого обижать… Но а так много чего можно сказать. Есть одна хорошая пословица: «Чужой бог — хуже лешего». Леший заведет — не выберешься, а чужой бог — еще хуже.