Джим Миллер.
Фото Скриншот из трансляции
Джим Миллер.
Фото Соцсети
Джим Миллер и Андрей Орловский.
Фото Соцсети
Джим Миллер.
Фото Global Look Press
Джим Миллер.
Фото Global Look Press
Большое интервью.
В ночь на 14 января Джим Миллер (36-17-1) подерется с Габриэлем Бенитесом (23-10) на турнире UFC Apex в Лас-Вегасе.
Для Миллера поединок станет 43-м в организации, он удерживает (и развивает) исторический рекорд по количеству боев. Дебютировал в UFC в октябре 2008-го и дерется 16 лет подряд без единого пропущенного года. Он не брал длинные паузы даже после того, как заболел болезнью Лайма весной 2013-го после укуса клеща.
Два года Джим сидел на антибиотиках, заглушая острые симптомы болезни: мигрени, боли в суставах, слабость и тошноту — потерял несколько килограммов мышечной массы, подумывал о завершении карьеры, но в итоге справился. Под влиянием лекарств и строгой диеты с исключением продуктов, провоцирующих воспаление, Миллер сумел перевести болезнь в бессимптомную фазу и вот уже шесть лет, как чувствует себя прекрасно. 40 лет, 54 боя в профессиональных ММА, 42 — в UFC, ни одной операции и серьезного перелома, бодрость и желание драться дальше — как минимум до юбилейного UFC 300.
В преддверии боя мы созвонились с Джимом и поговорили о самых ярких моментах его бесконечной карьеры, обучении русскому языку и тренировках с молодым Хабибом.
***
— Андрей Орловский как-то говорил нам, что жалеет, что за всю карьеру так и не поставил себе хороший левый хук в печень. Есть какая-то техника, которой вы жалеете, что не овладели?
— Я бы сказал, левый хайкик, даже в общем, кик левой ногой, удар левой ногой в корпус. Я выбрасывал кучу таких ударов на тренировках, ронял ребят левым киком в корпус, но в боях у меня это не получалось. И то же самое касается кимуры. Я всегда рассматривал ее как сабмишен против крупных ребят, убийцу гигантов. Но я провел больше 50 боев и так никого и не финишировал кимурой. В зале, на тренировках, кимура много лет была моей фишкой. Но в боях люди уже научились видеть ее, и не сказать, что в грэпплинге я первым делом искал именно кимуру. Я пытался ее делать, когда уже был сильно уставшим или проигрывал бой, поэтому это были не лучшие попытки кимуры. Не знаю, почему она так и не прошла. Но, видимо, для этого я и здесь, чтобы наконец прошла. Буду драться до тех пор, пока не сделаю кому-то кимуру (смеется).
«В бою с Камоезом я исполнил один из лучших армбаров в истории ММА»
— Даниэль Кормье однажды рассказал, что спросил вас, зачем вы продолжаете драться, и вы ответили: «Я все еще ищу свое идеальное выступление». Из всех 42 боев в UFC — когда вы были ближе всего к идеалу?
— Я бы сказал, что в бою с Фабрицио Камоезом. Он перевел меня, и я сделал лучший армбар в своей жизни. Он был черным поясом третьей степени, и я исполнил не только свой лучший армбар, но и, пожалуй, один из лучших армбаров, который вообще когда-либо выполнялся в клетке. Именно с точки зрения техники. Ему просто некуда было выходить с этого приема, я засабмитил его из гарда. И вход в этот армбар я никогда не тренировал до этого. Да, я много работал над раббер-гардом, хоть это и не моя сильная сторона, я не супергибкий.
Но даже в этих многих отработок раббер-гарда мы никогда не тренировали вот этот переход из контроля соперника в раббер-гарде к армбару. Я никогда в жизни не исполнял такую штуку, и потом уже, после этого боя, за все эти годы я только раз повторил ее на тренировке. А в бою Камоез открыл бедро, чтобы ударить меня с левой руки, и дал мне угол, чтобы повернуться и выйти на армбар. Я тысячи и тысячи раз отрабатывал армбар, но ни разу — с выходом на него из такой позиции в раббер-гарде. Когда я уже взял руку, я знал, что делать, и суперплотно взялся.
Фото Соцсети
— Я помню поединок с Дастином Порье, и вы так отбили ему ноги лоукиками в икру, что на момент даже показалось, что он уже не сможет ходить. Почему вы не применяли так лоукики до этого боя?
— Я выбрасывал их, но, понимаете, это больно (смеется). Больно выбрасывать и больно их принимать. И считаю, что лоукик в икру — это вообще не самый лучший кик, потому что вы остаетесь на дистанции для контратаки. Впервые я применил эти лоукики в бою с Джо Лоузоном в 2012 году. Пару раз я даже сбил его с ног, но знаете, у меня на тот момент не было хорошей набивки голеней. В итоге я так отшиб их, что потом у меня несколько лет не проходили гематомы. Плюс в кэмпе к Пэту Хили я еще усугубил ситуацию, отбил ногу сильнее. И потом несколько боев происходило так, что я бросал всего один лоукик, и нога у меня сразу же разбухала. Я шел на медосмотр после боя, и голень выглядела так, как будто к ней привязали подушку, — вот такая опухоль. А потом, спустя годы, в 2016-м я как-то начал активно бить лоукики в кэмпе и почувствовал, что все хорошо. «Оу, нормально себя чувствую». А что касается боя с Порье, он сам начал бить мне лоукики в икру, и я такой: «Погоди-ка, да я сам могу бить ему в икру» (смеется).
После боя у меня опять нога выглядела неважно, но это уже было не из-за лоукиков, а потому что я потянул боковую связку колена, когда делал тейкдаун. Я проскользил ногой по канвасу, и у меня оторвался кусок кожи от колена, от стопы. Но от лоукиков не было никакого ущерба голеням. Я так же хорошо разбивал ноги Николасу Мотте, если вы смотрели бой, то понимаете, о чем речь. Эти лоукики явно повлияли на его действия и движение и позволили мне подготовить решающий хук.
«Учил русский пять лет, когда-то я был очень хорош в нем, даже пообщался на нем с Хабибом»
— Мы всегда спрашиваем у иностранных бойцов, сколько российских городов они знают. Теперь ваша очередь отвечать.
— Навскидку, Москва, Санкт-Петербург. Так… Вообще, вы знаете, я учил русский язык пять лет, с восьмого класса и до окончания старшей школы. Я все еще помню кое-что. «Меня зовут Джим» (произносит по-русски). «Я работаю в библиотека». Когда-то я очень хорошо знал язык. А учить его начал, потому что нам предлагали на выбор дополнительный язык: немецкий, испанский, французский и русский. Я выбрал русский, заинтересовался только им. Помню, у нас была маленькая группка учеников, мы собирались в отдельный класс на протяжении всего года. Повторюсь, когда-то я был хорош, особенно в 11-12-м классе старшей школы. Я даже говорил немного по-русски с Хабибом. Думаю, какие-то знания у меня все еще остались. Так, города же вы просите назвать…Честно, больше двух не назову, вот так я сел в лужу (смеется).
Фото Соцсети
— Расскажите о тренировках с Хабибом, это же было больше десяти лет назад?
— Да, больше десяти лет. Я не могу сказать, что мы долго вместе тренировались, но он приезжал в зал AMA, когда я еще работал там. Мы погрэпплили, я не помню, был ли у нас настоящий спарринг. Он определенно впечатлил меня, я помню, у нас было пару завязок в клинче, и я сразу понял: «Ого, здесь этот парень силен». Он был очень силен физически и очень техничен, хорош в борьбе корпус в корпус. Помню, у меня было небольшое преимущество, когда я работал в партере со спины. Но так в целом видно было, что он сильный парень с большим потенциалом. Потом я несколько раз случайно виделся с Хабибом на турнирах, он приятный человек.
Сейчас чемпион — другой парень из их зала, Ислам Махачев. Мне кажется, он лучше Хабиба в ударке. В партере он более разнообразен при атаках сабмишенами. В целом как атакующий боец он был поинтереснее. Но Хабиб был очень силен в контроле, люди знали, что он будет делать, и не могли остановить его. И он всегда дрался только от своей сильной стороны, это то, чему нужно учиться всем нам (смеется). Найти то, что работает для тебя лучше всего, и опираться на это в бою. И во второй части карьеры Хабиб вывел лучшую свою сторону на элитный уровень.
— Как думаете, чего вам не хватило, чтобы стать чемпионом? Вы провели 42 боя, шли когда-то на семи победах подряд, потом был этот бой с Хендерсоном, когда вы уронили его в третьем раунде, но проиграли решением.
— Я думаю, в этом спорте все упирается в то, что нужно поймать правильный момент. Я шел на семи победах подряд, 9-1 в UFC. Если бы я побил Бенсона, я бы быстрее всех в истории UFC набрал 10 побед. В тот момент в легком весе была такая ситуация, что в титульниках устроили два реванша подряд. Сначала Фрэнки дрался с Би Джей Пенном два раза подряд, а потом с Грэем Мэйнардом два раза подряд. Между этими двумя боями у этих ребят еще были и травмы, из-за которых потеряли еще больше времени. А ведь все это время можно было задействовать других претендентов. Мне приходилось драться на Файт Найтах против сильных соперников, у меня были и другие проблемы. В 2013 году меня укусил клещ, и я заболел болезнью Лайма. В итоге все возможности у меня выскользнули из рук, мои пиковые годы были у меня украдены.
Если бы я больше говорил, шел бы теми путями, которыми шли некоторые мои коллеги, использовавшие свой язык вместо боевых навыков, — тогда, может быть, я бы и получил то, что хотел. Но я предпочел другие способы. Что есть, то есть. Я знаю, что и сейчас, в свой лучший день я могу побить кого угодно в мире. Проблема только в том, чтобы получить такую возможность и потом уже проявить себя на сто процентов в день боя, заставить соперника играть по правилам Джима Миллера.
— Это правда, что за 42 боя в UFC вы сломали всего одну кость в теле — косточку в районе верхнечелюстной пазухи?
— Это было правдой до последнего боя. Я действительно за все предыдущие годы сломал только эту кость в бою с Дэном Хукером, но вот в последнем поединке я еще сломал большой палец на руке. Нанес два панча за бой и сломал палец (смеется). Панч зашел ему в лоб, в район линии волос, и я сломал палец, три дня потом носил гипс.
В любом случае мне повезло, что за всю карьеру я не ломал особо кости, не сделал ни одной операции. Частично тут заслуга в генетике и удаче, но и в том, что я старался драться умно, грамотно тренироваться. Основные травмы происходят именно в зале — летят колени, ломаются носы, орбитальные кости, челюсти, руки и так далее. Жизнь научила меня тренироваться умно, я чуток в том, чтобы прислушиваться к себе — подходящий сегодня день для нагрузки или лучше дать отдых, поработать налегке.
Фото Global Look Press
Давайте напоследок блиц. Быстрые ответы на короткие вопросы.
Самая большая физическая боль, которую вы испытывали в бою?
— Пожалуй, когда я первый раз дрался с Дональдом Серроне, и он довел этот фронт-кик в корпус. В первом же размене он всадил мне колено в корпус, и в районе селезенки у меня появилась гематома. То есть в самом же начале боя мне было больно. А потом он начал втыкать эти фронт-кики. Думаю, большинство ребят сдались бы после такой боли в корпусе, но я смог добраться до второго раунда. Каждый новый его фронт-кик просто вышибал из меня дыхание. Я не мог напрягать пресс, чтобы смягчать удары, уже дышал через рот, мне было плохо. Эти удары в корпус были такими жесткими и звонкими, что в один момент рефери показалось, что удар был в капу. Звук был как будто об металлический предмет. Я не знаю, точно его стопа прошила меня до позвоночника (смеется). Ощущалось это так, как будто меня пырнули ножом. Я упал, реф кричит: «Ты в порядке?» А я такой: «Это был удар по правилам, по правилам». — «Так ты можешь продолжать?» — «Да-а». Помню, что мне было очень нехорошо, может быть, стоило зафиксировать ТКО и остановить. Но я в итоге встал и получил ногой в голову (смеется).
— Самая тупая ошибка, которую вы совершали в бою?
— Таких было несколько, но одна, которая не давала мне покоя после боя, — это когда я проиграл Диего Санчесу. Я в то время работал над новым удушающим, фишка которого — в усилении давления на глотку. Я держал его у сетки, там такой захват, что ты обхватываешь в зоны под подбородком до макушки. Это удушающий, по сути, идет рука об руку с 10-пальцевой гильотиной, там надо переходить с фронтальной части шеи на заднюю, менять угол. И я не поменял его, не переключился. Он защищался и поставил себя в позицию, когда его можно душить 10-пальцевым замком. И я как-то не допер до этого. Помню, спустя несколько дней после боя я спал, и тут резко просыпаюсь: «О, нет! Ты идиот, почему ты не поменял угол?» Я даже не переключил замок, не поменял угол. У меня была позиция, чтобы закрыть его в 10-пальцевом удушающем у сетки. Вот эта ошибка выделяется среди всех.
Фото Global Look Press
— Самый умный оппонент, с которым дрались в UFC?
— Вы знаете, один из самых разочаровывающих для меня боев в этом плане был бой против Энтони Петтиса. То, как он двигается, чтобы не давать борцу пройти, его антиборцовский футворк… за весь бой у меня ни разу не было ощущения, что вот сейчас я могу пройти. Ни разу не было ощущения, что могу нормально сократить дистанцию. Вот так он двигался, всегда был на маленький шаг впереди меня — это очень бесило. Я так и не смог сократить дистанцию.
— От какого оппонента исходила самая мощная аура, подавляющая энергия?
— Когда я дрался второй раз с Оливейрой, он просто прошел сквозь меня. Я выбросил лоукик, и он проехался сквозь меня. Ударил, заслэмил, у меня полетело плечо. Никто и никогда до этого не сносил меня вот так. Я помню, когда бой закончился, я такой: «Что это было?» Он просто надрал мне зад. Очень ментально сильный, уверенный в себе.
— Самое удачное перестроение, которое вы совершали по ходу боя?
— Я помню, когда я дрался с Моттой, я увидел хук, который может зайти. Я не выбрасывал хук передней рукой до того момента в бою. А потом я заметил, что всякий раз в разменах он контратакует правой рукой. И я четко увидел: «Ага, нужно бить хук на скачке, и он зайдет».