13 мая Василию Тихонову исполнилось бы 66 лет
Виктор и Василий Тихоновы.
Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»
Сегодня Василию Тихонову исполнилось бы 66 лет.
«Я аккуратен со словом «друг»
В начале 2000-х мне казалось, что будущее за ними, сыновьями великих тренеров. Я напрашивался на интервью к Василию Тихонову и Владимиру Юрзинову-младшему. Возвращался совершенно очарованный.
Умные, деятельные, полные планов. А какие обаятельные!
В ту пору ходили разговоры, будто два молодых тренера не переносят друг друга. К моей радости, ни один из них версию не подтвердил.
Василия Тихонова я даже спросил напрямую: «Говорят, насколько дружат отцы, настолько же друг друга не переносят сыновья. Вы и Юрзинов-младший».
Тот поперхнулся чаем.
— Бред! У нас с Володей-младшим прекрасные отношения! Оба выросли в Риге, оба работали в Финляндии. Правда, потом разбросало — он живет в Финляндии, у меня дом в США. Редко видимся. Володя приятный человек.
— Среди российских тренеров есть человек, которого можете называть другом?
— Я аккуратен со словом «друг».
— То есть?
— Друг может быть один. Или два. Вот у меня как раз два — и никакого отношения к хоккею они не имеют.
20 лет спустя
Прошло 20 лет.
Юрзинову-младшему 59 лет. Даже писать «младший» как-то странно. То тренирует, то подолгу в стороне от большого хоккея. Тренерская карьера точно невыдающаяся. Сведения в Википедии обрываются на сезоне-2019/20.
Мне жаль — потому что Владимир Владимирович мне был крайне симпатичен.
Судьба Василия Тихонова — настоящая трагедия. До сих пор вспоминаю, как разбудили меня ранним звонком коллеги из хоккейного отдела: «Тихонов умер! Вы же общались — напишешь?»
Виктор Васильевич был, конечно, стариком, но вполне крепким. С бодрой поступью. Хоккей не пропускал. Что это он?
— Да нет! — прервали мои вялые размышления коллеги. — Не Виктор Васильевич — Вася!
Бо-о-же! Вася?! Как так?
Уж Вася-то был могучим мужиком. Подкову разогнет руками. При всякой встрече с таким задором рассказывал о своих увлечениях, что я радовался: можно же жить в пятьдесят с лишним так ярко, полноводно.
Я заглядываю на Ваганьково, прохожу мимо главной аллеи. Где, понятно, Виктор Васильевич. Иду в самую глубь, где кусочек погоста примыкает к каким-то рельсам, а живых не встретишь. Очень уж долго идти.
Вася, Василий Викторович Тихонов там. В очень неплохой компании. Здесь Александр Градский, Святослав Бэлза, режиссер Арцибашев, артисты Шалевич, Филозов…
Каждый раз думаю — Василий Викторович, ну как же так? Куда вы торопились?
Фото Александр Федорец
«Упал с четвертого этажа…»
Смерть сына подкосила и Виктора Васильевича — с того момента был легендарный совсем потухшим. Доживал.
Большие люди ЦСКА и «Роснефти» таскали его на хоккей, где он вымученно улыбался из самой главной ложи. Но это был совсем не тот Тихонов, которого я знал. Никто о смерти сына при нем не заикался, это ясно. Но смотрели с состраданием — и Виктор Васильевич понимал, о чем это сострадание.
Время спустя мы с Сашей Кружковым поговорили с ближайшим другом семьи Тихоновых еще рижских времен Валерием Гущиным. Он и рассказал, как семья Тихоновых переболела те дни.
— Слезы Виктора Васильевича я видел один раз. Когда в августе 2013-го погиб сын. Мне позвонили в половине седьмого утра: «Вася Тихонов умер. Упал с четвертого этажа. Как найти Виктора Васильевича?» Я первым делом набрал Максиму Алексееву, который почти двадцать лет был водителем Тихонова. Макс все знал и мчался к Тихоновым на дачу. Крикнул в трубку: «Догоняйте». Я умылся и сел за руль. Но до дачи не доехал.
— Почему?
— До Тихонова кто-то дозвонился, сообщил. К приезду водителя они уже были наготове. В районе Голицыно Макс со встречной полосы помигал мне фарами и притормозил у обочины. Я развернулся, рядышком припарковался. Открыл дверь. Тихонов сидел впереди и плакал. Честно говоря, я больше беспокоился за Татьяну Васильевну. Но она держит горе в себе. Позже сказала мне: «Если б еще я сломалась, Вите было бы совсем тяжело…»
Что случилось в квартире на Новом Арбате, почему Василий выпал из окна, рассказал нам другой товарищ Виктора Васильевича — главный селекционер советского хоккея Борис Шагас:
— Поселился Вася на Новом Арбате. Собирал всякие ружья, и не только старинные. Он человек состоятельный, много чего было в квартире. Вдруг начали реставрировать дом — затянули пленкой, леса поставили… Так по этим лесам умудрились к Васе в окно влезть! Но, видимо, испугались сигнализации, быстро ушли. Не успели вычистить. Василий все боялся, что будет продолжение. А он же с командой работает, постоянно в разъездах. Чтоб перестраховаться, строительную сетку надумал срезать. Причем трезвый был. Наверное, оступился. Упал с четвертого этажа, нашли уже мертвым.
— Виктор Васильевич переживал жутко.
— Ой, как плакал… Васю обожал, помогал ему во всем. Единственный сын! Татьяна Васильевна еще как-то держалась, она женщина суровая. А на Виктора страшно было смотреть.
— На глазах сдавал?
— Да. Положили в больницу. В какой-то момент вроде на поправку пошел, уж выписывать собирались. Вдруг резкое ухудшение, реанимация, и все. Похоронили на Ваганьковском, на центральной аллее. Памятник чудесный — в виде стелы из двух хоккейных клюшек, перед ними портрет Тихонова на фоне российского флага, внизу шайба из гранита.
Фото Александр Вильф, архив «СЭ»
«Сразу пять клубов выходят на моего агента!»
Виктор Васильевич всегда мне говорил: «Вася — очень сильный тренер! Сильнее меня!»
Я поддакивал — не особо веря. Но сегодня вспоминаю наши разговоры с Васей, вспоминаю энергетику Василия Викторовича — и не понимаю, почему он так и не стал большим тренером. Пусть не как отец, но хотя бы главным и в одном клубе надолго.
Почему не стал? Необъяснимо! Должно быть, все как в древнем анекдоте от Никулина: «Выходит поезд из точки А. Навстречу ему двигается поезд из точки Б. Едут, едут — и не сталкиваются! А почему? Не судьба».
В 2003-м только вернувшийся из странствий по миру Василий Викторович кипел. Казался вулканом. Готовился покорять российский хоккей — и не сомневался, что все будет отлично. Все карты на руках. Кто помешает? Да никто!
Мы сели в старом дворце ЦСКА. Смотрели на опустевший лед. В забывшей вкус побед команде ЦСКА Василий помогал отцу.
— Готовы были сейчас столкнуться с чисто русскими особенностями характера?
— Конечно — и столкнулся! Расхлябанность и лень. Две вещи, — горячился Тихонов. — Много талантливых ребят, которые не хотят быть профессионалами. Которым хватает того, что есть. Мы поставили велотренажеры, как в НХЛ, — приходите, занимайтесь! Поначалу — никто не приходил. В зале пусто. Сейчас, правда, что-то меняется… Мне хочется помочь ребятам стать миллионерами. Это реально. Мой-то дом в Сан-Хосе, я его купил в 95-м году. Отличный дом, с бассейном, у жены японский сад — приходит садовник, специально привезли из Японии пятидесятилетние сосны. Дивное место с водопадами. Если научиться работать — будет все…
Его еще толком не начали изводить сравнениями с отцом — но Василий заранее раздражался параллелям.
Я заводил разговор издалека, вкрадчиво:
— У Виктора Васильевича привычка — на ночной столик класть тетрадь и карандаш. Если во сне мысль придет — записать, не забыть…
— Я совершенно другой человек и тренер! — закипал Василий. — Я тренер западного направления — поэтому интереснее наш союз. Его опыт, моя западная практика… Кто-то из наших ребят готовит себя к НХЛ, а мне взгляда хватит, чтобы сказать — попадет он туда или нет. Я видел изнутри все требования. Для ребят мое пребывание в ЦСКА — огромный плюс.
— Когда почувствовали, что Виктор Васильевич вас воспринимает всерьез — как тренера? — не отставал я.
— Наверное, когда начали играть друг против друга. В 91-м у него еще играл Буре, Зубов — и он мой клуб из Пори обыгрывал. А последние результаты — поровну. Расходились миром. Зовет: «Здесь поднимается хоккей, появились люди, которые заинтересованы…»
— «Надо осваивать рынок»?
— Нет-нет, говорил только об интересе к хоккею. Он хотел со мной поработать, я хотел с ним — взаимный интерес… Сначала я приехал, когда команда выходила в Суперлигу. А потом оформилось решение — работать вместе. Перед контрактом в Швейцарии у меня было 12 предложений! Четыре из Финляндии, два шведских, три немецких, два швейцарских… Сейчас примерно 10 вариантов. До России дойду — просто рассказываю, как у меня поставлено дело. На меня работают несколько адвокатов. Это раньше я начинал все сам…
Есть два представителя — притом что все переговоры веду сам. Один занимается только Финляндией и Швецией, сам живет в Стокгольме. Другой занимается Германией, Швейцарией и Австрией. Живет в Швейцарии. Плюс у меня швейцарский адвокат, который «закрывает» все дела, которые возникают по судам. Еще два представителя, которые работают по Америке, один по контрактам, другой по налогам. Группа из пяти человек. Я очень осторожный человек, со всеми договор — никакого месячного жалованья, но всякая работа оплачивается. Если захочу контракт в какой-то стране, мне не надо обзванивать клубы — через представителей все знают, что Тихонов свободен.
Как я попал второй раз в Финляндию? Агент начинает переговоры, мне звонят журналисты из Турку: «В самом деле хочешь приехать? Можно об этом написать?» — «Пожалуйста…» Наутро газеты с первой полосой: «Тихонов возвращается. В какой клуб?» Через два часа — то же по телевидению. И сразу пять клубов выходят на моего агента! Тогда понял — работой по всему миру я лет на десять обеспечен. Проблем нет. Но отец приглашал, приглашал: «Приезжай, помоги…» Мы никогда не работали вместе!
Фото Динара Кафискина
«Я вложил в сына более полумиллиона долларов»
Шли годы — большого прорыва в карьере Василия Викторовича не происходило. В голосе начинали звучать чуть раздраженные нотки — чего я не замечал прежде.
А великий папа, Виктор Васильевич, все настойчивее, все тверже повторял перед диктофонами и камерами: «Василий — отличный тренер. Сильнее меня». Но уже без восклицательных знаков. Уже интонационно не удивляясь такому жизненному повороту — и оттого неясным казалось, кого он убеждает. Себя или нас.
Помню, мы встретились с Василием в Омске. Кому-то он помогал. Может, даже Сумманену.
Сели, поговорили. Я удивился еще одному наблюдению — говорить научился Василий Викторович чуть вкрадчивее.
Через полчаса поймал себя на мысли — если прежде всякий разговор Тихонов-младший сводил к хоккею, то теперь охотно толковал о чем угодно. Порой даже уходил от хоккея. Что-то в нем изменилось.
Мы вспоминали сына Витю, еще не заработавшего имя в нашем хоккее. Но бывшего уже на подходе.
— До 17 лет в Штатах за обучение хоккеиста платят родители. И платят немало! — радовал меня новостями Василий Викторович. — Я, допустим, вложил в сына более полумиллиона долларов. Тренировки, переезды — за все платишь сам…
— И сколько стоит тренировка?
— Около 40 долларов. В Америке нет такого, как у нас: клуб, а при нем юниорская команда. Витя играл в клубе «Черные ястребы». Там все, начиная от президента, — волонтеры, то есть работают бесплатно. А у тренера в этой команде обязательно играет сын, иначе зачем ему тратить время? Тренировки проходят там, где есть свободный лед. Сегодня — здесь, завтра до катка надо ехать 50 километров, послезавтра — 100. Жена семь лет возила сына на игры и тренировки. За это время накрутила на машине 200 тысяч километров. Выработала полный ресурс нашей «Хонды».
— У вас есть американский паспорт?
— Да. Я человек основательный. Сейчас мне работать проще. Я знаю, что в Америке дом, семья и дети устроены. А сначала… Первый мой контракт с «Сан-Хосе» был небольшим — 80 тысяч долларов в год, минус 40 процентов налоги. Я не чувствовал себя защищенным. Не дай бог выгонят — куда ехать? Советский Союз развалился. Поэтому сразу подал документы на грин-кард. А потом паспорт получил. Удобно. Передвигаешься по миру безо всяких виз.
— Что в вашем американском доме главный предмет гордости?
— Коллекция оружия.
— Ого. И какое предпочитаете?
— Французское — 1840-х годов. Плюс Первой мировой войны. Много читаю об истории оружия. У меня есть очень любопытные экземпляры. Например, шесть маузеров. У двух — позолоченные курки. Выпустили такие маузеры в 30-е годы как подарочный вариант. Их всего 300 штук, два — у меня. Причем покупаю только те, где совпадают номера на каждой детали. Немцы делали такие. Маузер ведь можно разобрать, как конструктор Lego. Есть у меня, конечно, и российское оружие. Пистолет ТТ 1945 года, наган. Другое направление — браунинги. В основном бельгийские. Но там на деталях, помимо номеров, должны совпадать еще и буквы. Как-то купил два браунинга. Один 1940 года — «High-Power» называется. В идеальном состоянии. А другой изготовлен на том же заводе, но год спустя, когда Бельгию оккупировали нацисты. Шла война, и оружие старались производить быстро. Это чувствуется сразу.
— В чем разница?
— Обработка совсем иная. Второй пистолет сделан более грубо. Из последнего пополнения коллекции — винчестер, которому 110 лет. Прицел у него крепится сбоку, что позволяет увеличить дальность выстрела. Напоминает снайперскую винтовку. Купил в Америке у знакомого коллекционера. Он уже в возрасте и всю жизнь собирает винчестеры конца ХIХ — начала ХХ века. Стоят они от 50 до 100 тысяч долларов. Некоторые даже поднять тяжело — к примеру, те, что выпускали для охоты на слонов или гризли. Их же с одного выстрела надо уложить. Столько оружия, сколько дома у этого деда, я больше ни у кого не видел.
— Зачем он вам продал винчестер?
— Вот и я спросил о том же. В ответ услышал: «Понимаешь, я достал такой же. Но у тебя выпущен в 1903 году, а мой — в 1885-м. Твой в лучшем состоянии. Но этот — для меня дороже. Считается уже антикварным». К слову, свой винчестер я в любой момент могу выставить на аукционе — и спокойно отбить затраты.
— Как вы достаете оружие?
— Езжу на «Ганшоу». Это оружейная ярмарка, которая раз в месяц проходит в разных штатах — Калифорнии, Аризоне, Неваде. Представьте площадку размером с каток. Люди там за место платят 85 долларов и раскладывают на столах оружие всех видов. И вот ты ходишь, выбираешь, договариваешься о цене. Правда, если узнают, что живешь в Калифорнии, могут и не продать.
— Почему?
— Это самый строгий штат в том, что касается покупки оружия. Каждое необходимо зарегистрировать, сдать отпечатки пальцев. Помогают специальные дилеры, которые связываются с полицией. После того как собрал все бумаги, отправляешь их в столицу штата — Сакраменто. И ждешь разрешения.
— Где храните оружие?
— Дома специальный сейф. Ростом с человека и весом в 700 килограммов.
— С чего началось увлечение?
— У меня приятель работал в полиции, наши дети с пяти лет в одном звене играли. Вместе с коллегами он часто приглашал на полицейское стрельбище. Они привозили свое оружие плюс то, что осталось от родителей, — карабины, старинные, с особыми пулями. Стрелять мне нравилось, но вскоре захотелось иметь что-то свое. Сперва за 400 долларов купил новый револьвер «Ruger». Так и втянулся. Впрочем, современного оружия у меня мало.
— Есть что-то, что очень хотите, но пока не можете себе позволить?
— Жалко, автомат времен Первой мировой купить не могу. В Калифорнии запрещено автоматическое оружие. А вот, допустим, в Аризоне таких ограничений нет.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
**
Василию Викторовичу исполнилось бы 13 мая 66 лет. Каких-то 66. Жить да жить! Ну и наслаждаться — домом в Сан-Хосе, японскими соснами. Быть может, получил бы шанс поработать главным тренером. Глядишь, и зацепился бы.
На 66 лет получал бы в дар новый маузер. Взвешивал бы на руке, любовался. Представлял его сложный путь. Воображения у Василия Викторовича хватало, чтоб представить многое. Каждая царапина на маузере переплелась бы с легендой.
Дурацкая, нелепая история с балконом на Новом Арбате все подытожила.
Живет ли кто-то в этой квартире сейчас?
***
С Васей мы встретились за год до смерти. Присели в каком-то темном уголке неподалеку от кабинета папы.
Василий Викторович прислонил клюшечку к стене, смотрел устало. Вот этого я прежде в нем не замечал — усталости.
Вдруг вздумав подыграть семейной легенде, я кивнул в сторону отцовского кабинета:
— Виктор Васильевич всякому журналисту говорит по секрету, что вы как тренер — сильнее его. Верите?
— Нет. Отец лукавит, — ответил Василий равнодушно.
В этом равнодушии не было ничего напускного. В оттенках равнодушия я разбираюсь очень хорошо.
— Когда видели Виктора Васильевича особенно растроганным?
— В тот день, когда внука признали лучшим нападающим чемпионата мира. Не до слез, но… Но…
Василий Викторович сделал неопределенное движение лицом. Стало понятно — вся семья Тихоновых живет успехами младшего Витеньки. Тот действительно был замечательным хоккеистом.
— Моя мечта — полистать блокноты Виктора Васильевича из 70-х. Когда только возглавил ЦСКА. Ведь описывал же там все свои сомнения, — лез и лез я в душу. Но натыкался на странную стену.
— А я отцовские блокноты не читал никогда, — пожал плечами Василий. — Все-таки это его личное. Вот какие-то упражнения из его блокнотов могли обсудить. Да и то если он сам предлагал. Я не лез.
— Помните, когда стали свидетелем особенной популярности отца?
Лицо Василия Викторовича чуть прояснилось. Даже мелькнуло что-то, напоминающее улыбку.
— Парад Победы! На Красную площадь попасть сложно, нужны особые пропуска. Никогда у отца этого пропуска не было. Просто шел — и все перед ним расступались. Ни одного парада не пропустил. Еще и успевал к Большому театру, там встречался с однополчанами своего отца. Моего деда. Помню момент, когда эти старики хотели положить цветы к могиле Неизвестного солдата, а пробиться сложно. Так отец их всех провел. Потому что перед ним, как обычно, раздвигали все барьеры…