128-я ракетка мира Эрика Андреева рассказала о теннисной жизни в Каннах и менталитете местных.
Финалистка юниорского «Ролан Гаррос» — 2021 и звезда юниорского тенниса Эрика Андреева зашла в про-тур. 18-летняя россиянка уже штурмует взрослые «Шлемы» — на US Open — 2022, пройдя квалификацию, навязала борьбу Петре Квитовой, правда, на Australian Open — 2023 до основной сетки так и не дошла — остановилась в финале квалификации. Продолжает сезон Эрика в США: после неудачного Индиан-Уэллса девушка прошла в основную сетку Майами и уже сегодня сыграет со 155-й в мире Эшлин Крюгер.
В интервью «Чемпионату» Эрика рассказала о старте карьеры в про-туре, переезде в Канны и адаптации, о большой команде в европейском центре и разнице в тренировочных подходах в России и во Франции.
«Из-за большого желания иногда забываешь, что тебе нужно делать на корте»
— Эрика, что не получилось в Индиан-Уэллсе? Вы рассказывали, что любите грунт, а корты в Америке как раз очень медленные.
— Иногда с этим не угадаешь. Когда едешь на турнир и думаешь, что готов на 100%, выходит совершенно иначе. А когда едешь с мыслями: «Как пойдёт, посмотрим, как карта ляжет», — то выступаешь чаще всего лучше. Да, я люблю больше играть на медленных кортах, но это уже зависит от адаптации. Я достаточно неплохо подстраиваюсь к покрытию, условиям — больше от меня зависит.
— Что зависело от вас в матче первого круга квалификации? Когда упустили этот момент?
— На самом деле, в первом сете того матча было больше нервов, но не зажатости. Скорее непривычное состояние: большой турнир, ты играешь с девочкой, с которой уже встречалась. Понимаешь, что можешь как выиграть, так и проиграть. Во втором сете я уступала 3:5 и вроде бы начала активно возвращаться в игру — стало по пяти. И там уже абсолютно упустила свои возможности, потому что счёт мог быть и 7:5 в мою пользу. Но девочка тоже неплохо сыграла.
Эрика Андреева
Фото: Al Bello/Getty Images
— На что вы полагаетесь в игре?
— На форхенд. За счёт этого удара я 70% своих атак и начинаю: строю игру и давлю. Также на укороченный могу положиться.
— Это предполагает выход к сетке. Замечаю, что не у всех россиян это любимый элемент.
— Когда тренировалась в России, замечала, что многие российские игроки особое внимание уделяют безошибочной игре на задней линии. Сначала ты научись играть сзади, а потом уже посмотрим. Кажется, это русская школа. Когда мы с Миррой начали тренироваться во Франции, стали замечать, что в Европе гораздо больше внимания уделяют игре у сетки или таким ударам из обороны, как резаные. И мы стали чаще играть у сетки. Но на тренировках это одно, в матчах — совершенно другое. Ты должен построить розыгрыш так, чтобы тебе было комфортно выйти и завершить у сетки. Это нелегко.
— Неуверенность на выходе до сих пор присутствует?
— Раньше думала, что лучше ошибусь на задней линии, чем у сетки. Сейчас этого страха — ошибиться и проиграть — нет. Потому что понимаю, что также могу упустить очко, играя на задней линии, но могу проиграть и на выходе к сетке. Страха как такового нет — это привычка: среагировать и дойти до сетки или сыграть на задней линии.
— В этом сезоне вы плотно зашли на основные турниры. Но редко получается преодолеть первые раунды. Это больше психологическая или физиологическая адаптация?
— Не могу сказать, что это физиологическая адаптация. Для меня это психологическая проблема: когда ты выходишь на матч, всегда хочется выиграть. И иногда это большое желание мешает: ты настолько хочешь выиграть, что забываешь, что тебе нужно делать на корте. Понимаю, что готова на все 100% физически, но одно без другого не работает. Считаю, опыт на таких больших турнирах поможет в этом: гораздо проще на следующих соревнованиях играть.
«Тренеры любят, когда разговаривают на французском»
— Это прорабатывается внутри команды, с психологом? Как себя вовремя гасить?
— Много разговариваем об этом с тренерами, обсуждаем моменты — без этого никак. Я сотрудничала с теннисным психологом, но после поняла — это работает только тогда, когда ты уже сам с собой разбираешься: когда ты играешь с игроком, а не с собой. Пока прекратила сотрудничество, потому что понимаю — с моей головой могу справиться только я сама. Психолог в этом мне не поможет.
— С кем работаете в Каннах после переезда из Сочи?
— Сейчас достаточно большая команда: нет одного тренера, с кем я постоянно работаю. В штате, наверное, два-три коуча. Иногда с одним выезжаю на турниры, иногда — с другим. Сейчас меня это устраивает, но в будущем хотела бы иметь одного тренера.
— Но кто же всё-таки ответственен за вашу игру?
— 80% времени работаю с Жан-Кристофом Форелем. Можно сказать, что вообще с тренерами занимаюсь периодами: два-три месяца с одним, следующие два-три — с другим. Но в центре Elite Tennis, где мы с сестрой Миррой тренируемся, система адаптирована. В этой группе я и несколько тренеров. Раз в четыре дня всегда пишу фидбэк: рассказываю, над чем мы сейчас работаем, что мне не понравилось на протяжении матча или тренировки. Так что каждый тренер в курсе, над чем мы работаем и чему уделяем внимание. Нет такого, что я работаю с одним тренером над одними вещами, с другим — над совершенно противоположными.
— У сестры те же тренеры?
— В каждой группе это больше персональная работа. Но Мирра тоже работает с Жан-Кристофом Форелем. Однако когда я с ним уезжаю, Мирра работает с другим — и наоборот. В этом плане всё комфортно устроено.
Эрика Андреева
Фото: Mike Kireev/Getty Images
— На английском с ними общаетесь? Или уже французский язык включается?
— Пока что на английском. Французский не сильно продвигается (улыбается). Но, конечно, в скором будущем собираюсь его учить, потому что тогда будет гораздо проще коммуницировать.
— Вы часто во Франции или из-за перемещений не всегда получается осесть?
— Каждый раз, когда есть перерывы между турнирами, возвращаюсь во Францию. Сейчас же просто нет смысла туда-обратно летать: возвращаться во Францию после Индиан-Уэллса, чтобы потом лететь в Майами.
— Французы очень трепетно относятся к своему языку. Бывало, что не хотели отвечать на английском?
— Конечно, тренеры любят, когда на французском разговаривают. В теннисном центре, где мы занимаемся, тренируются Аня Блинкова, Варя Грачёва. Аня очень хорошо говорит, Варя — не так, но может поддержать разговор. Они пытаются нас подталкивать, чтобы мы больше по-французски говорили. Нет такого, чтобы кто-то не хотел отвечать. С этим можно столкнуться только на улице Парижа. В Каннах или Ницце люди более дружелюбны и спокойны.
— Носы кверху у парижан…
— Да-да (улыбается).
«Во Франции больше учат наслаждаться процессом, страха нет»
— Как вы себя ощущаете в туре? Уже как своя или иногда коленки подкашиваются?
— Не могу сказать, что коленки трясутся или подкашиваются, потому что ты выходишь на матч с другими мыслями. Понимаешь, что тут спасёт только твоя игра. И всё будет зависеть от того, кто соберётся на решающих мячах. Или кто на данный момент лучше готов физически и психологически. Но я не могу сказать, что чувствую себя «своей», потому что нужно зайти в топ-50 или топ-70, чтобы со многими соперниками переиграть и почувствовать себя на своей волне.
— Насколько большой потенциал для роста в себе видите?
— Если честно, очень много аспектов игры, над которыми нужно всегда работать. Я не могу сказать, что у меня какой-то аспект идеален. Да, что-то хорошо, что-то — не очень. Сейчас важны стабильность и умение давить на соперника с первого и до последнего мяча, чтобы он всегда чувствовал давление. Важно то, как ты себя подаёшь на корте: ты всегда должен показывать сопернику, что находишься здесь и сейчас и не готов отдать ни одного очка.
— Поражения для вас — это чаще мотивация? Или повод для сомнений?
— Зависит от поражения. Потому что иногда, выходя с матчей после проигрыша, понимаешь, что встреча могла развернуться в твою сторону. Ты где-то упустил свои возможности, где-то недостаточно внимательно сыграл на мячах. Тогда я расстроена. Иногда во время матча думаешь, что хорошо играешь, но соперник начинает тебя обыгрывать, то есть играет лучше, чем ты. Ты-то думал, что неплох, а бывают и те, кто это делает ещё лучше. После таких поражений, конечно, только мотивация.
— Как не съесть себя эмоционально из-за рефлексии?
— Ох, я не тот человек, кому нужно задавать такие вопросы. Потому что это одна из главных моих проблем: очень болезненно воспринимаю любое поражение. Каждый раз это «маленькая трагедия». Я могу очень много над этим думать, но, когда стала работать с французскими, европейскими тренерами, поняла, что они больше учат наслаждаться процессом. Проиграл? Ничего страшного, у тебя будет хороший ужин вечером, ты сможешь отдохнуть, пообщаться. Это просто часть твоей жизни — с этим ничего не поделаешь. Поэтому последние месяца два я отношусь к этому спокойнее: как к части процесса. В любом случае ты всегда будешь проигрывать и всегда будешь выигрывать. От этого никуда не денешься. Нужно понимать, что это часть твоей жизни. И если ты готов с этим жить — каждый раз принимать проигрыши — продолжай.
Эрика Андреева и Линда Носкова в финале юниорского «Ролан Гаррос» — 2021
Фото: Julian Finney/Getty Images
— Нередко российские спортсмены говорят, что выходят с неким страхом на старты. Было у вас такое?
— Чувствовала боязнь, играя по юниорам. Когда ты знаешь, что соперник чуть слабее тебя, у него чуть ниже уровень. И ты, по идее, должен выиграть — понимаешь, какой должен быть результат. Но его боишься не достичь. А когда ты играешь по взрослым, понимаешь, что нужно выгрызать каждое очко, терпеть каждый мяч, и только тогда ты получишь какой-то результат.
— Самое болезненное поражение назовёте?
— Таких поражений очень много, даже не могу выделить одно. Наверное, назову самое недавнее: в Остине против Фридзам. Был очень долгий матч с матчболами и у меня, и у соперницы. Третий сет и тай-брейк — это всегда вещь, над которой можешь думать следующие два дня. Как нужно было сыграть лучше, зачем я это сделала. Или почему приняла такое решение на тай-брейке. А если бы сыграла по-другому, может, и выиграла бы?
— Матч с Петрой Квитовой на US Open? Была напряжённая борьба на тай-брейке в первом сете. Когда отпустили чешку?
— Если честно, тот матч я отпустила при счёте 5:3, потому что очень хорошо начала, была гораздо стабильнее на корте, чем она на протяжении этих восьми геймов. Потом просто перестала думать, как выиграть, и начала думать, как не проиграть. Когда ты думаешь, как выиграть, ты уделяешь максимальное внимание каждому удару, решению. Ты не боишься что-то делать. Но когда все мысли о том, как тебе не проиграть, просто думаешь, как не ошибиться. И уже не строишь игру. Это была основная проблема.
«Переписываться с кем-то? После тренировки хочу лишь помыться, поесть и лечь спать»
— Андреевы — уже не новое имя в мире тенниса. Называют, условно, «следующими Уильямс»?
— Да, может, иногда присутствует чуть большее внимание, потому что мы сёстры.
— Мирра — одна из лидеров юниорского тура. Кто кому и в чём подсказывает как в теннисе, так и в личной жизни?
— Раньше где-то больше подсказывала я. Но Мирра очень быстро подбирается к про-туру и сейчас часто перед матчами говорит, как бы она на моём месте сыграла, чтобы делала в этом матче. Бывает и наоборот: когда Мирра играет, я ей рассказываю, как играть с этой девочкой. В этом плане мы абсолютно на равных: очень плотно общаемся, стараемся помогать друг другу, насколько возможно.
В личной жизни? С таким плотным графиком её особо и нет. В этом плане абсолютно также наравне. Потому что я не могу сказать, что опыта у кого-то больше.
— Не получается из-за отсутствия времени?
— Нет. Я сама по себе ленивый человек: не очень люблю переписываться. После тренировки желание помыться, поесть и лечь спать. Просто нет желания кому-то звонить или начать переписываться.
— Как и Мирра на АО-2023, вы знаете, что такое уступить в финале юниорского «Шлема». Что первым делом важно сказать тренеру, близким, а что категорически не стоит?
— В случае с Миррой этот опыт был даже болезненнее, чем у меня, потому что она была гораздо ближе к титулу. И соперница (Алина Корнеева. — Прим. «Чемпионата»), думаю, была более принципиальна, чем у меня. Важна поддержка: дать понять игроку, что это просто часть процесса.
То, что происходит в юниорском теннисе — это лишь 30% того, что тебе пригодится в про-туре. Потому что когда начинаешь играть профессионально, ты понимаешь, что проходишь всё заново. То, что делала по юниорам, тебе никак не зачтётся. Конечно, у тебя есть привилегия, если ты стоишь первым или вторым по юниорам. Всё остальное, по сути, даже смысла особого не имеет, кроме того, что ты набираешься опыта.
— Вам помогает получать уайлд-кард агентство IMG. Что уже огромный плюс. Как проходило подписание?
— Мы начали сотрудничать с IMG в 2019 году и на тот момент были одними из самых молодых игроков в компании. Нас ведут два агента — Хуан Акуна и Лев Кассиль. У нас сложилась отличная команда. Если говорить про уайлд-кард, то как раз это одно из направлений, где агентство оказывает поддержку. Например, на этой неделе я начинаю играть в основной сетке Майами.
«Если есть немного денег после турнира, делаю какие-то подарки близким»
— Как давно были в Красноярске?
— Мы как раз собираемся в Красноярск после турнира в США. Соскучилась по родственникам и друзьям, с которыми давно не виделись. Как бы банально это ни звучало, но, когда ты приезжаешь домой, стараешься больше времени уделить общению с родственниками, друзьями, сделать насущные дела. И для меня это уже ментальный отдых. Ты скучаешь по бабушке с дедушкой, по сёстрам. Когда встречаешься вживую, это помогает — такой буст.
— Сложно ли было адаптироваться к другому городу и другой стране?
— Если честно, не сказала бы, что были с этим проблемы, потому что не особо стараюсь адаптироваться под чей-то менталитет. Для меня ничего не поменялось. Да, я понимаю, что тут немного другие люди, но пропускаю это и стараюсь не обращать внимание.
— Сестре в этом плане не сложнее?
— Кажется, ей даже проще. Когда мы тренировались в России, не было такого социума. В теннисном центре всё же больше юниоров, игроков — людей, с которыми ты можешь что-то обсудить. Когда мы тренировались в России, было всего несколько человек: Мирра, я, тренер и родители. Всё.
Плотно общаюсь с Варей Грачёвой, Аней Блинковой. Таких добрых людей в теннисном туре давно не встречала. Наверное, это из-за возраста. Чувствуется, будто другое воспитание. До сих пор общаюсь с Настей Халтуриной — с кем я играла по юниорам, а также с Соней Лансере, Машей Тимофеевой, Элиной Аванесян, Катей Казионовой. Это люди, при встрече с которыми сразу появляется улыбка до ушей. Общение с ними — такая отдушина.
— Вы с Миррой живёте вместе? И как проводите время после разлуки?
— Не могу сказать, что делаем что-то особенное. Наслаждаемся тем фактом, что рядом друг с другом. Делаем обычные вещи, например, ходим по магазинам. Когда после турниров у меня есть немного денег, делаю подарки Мирре, родителям. Для меня это самое приятное. Гуляем, смотрим фильмы. Абсолютно обычные вещи. Просто ты больше начинаешь ценить их после разлуки.
Эрика Андреева с сестрой Миррой
Фото: из личного архива Эрики Андреевой
— Что подарили родителям на первые призовые?
— Даже не могу вспомнить. Это не было что-то особенное. Просто, наверное, сходили в очень хороший ресторан. Плюс, когда у тебя есть чуть-чуть своих денег и ты выходишь в магазин, можешь сказать: «Выбирай, что хочешь, я тебе подарю». Это мне больше всего нравится делать. Не могу сказать, что трачу призовые на себя, потому что они сейчас уходят на продолжение обустройства процесса: платить за квартиру, тренировки. Почти всё уходит на это.
— Сейчас сами себя обеспечиваете. Родители не включаются?
— Нет, включаются. Однако сейчас 80% расходов стараюсь покрывать сама. Но они до сих пор помогают.
— Гордитесь собой?
— Если честно, это всё относительно. Может быть, сейчас я это и могу позволить, но какой невероятный объём средств в меня вложили родители — как материальных, так и ментальных. Не знаю, смогла бы я без этого добиться хотя бы 10% того, что имею. Больше горжусь своими родителями. Таких людей ни разу в жизни не встречала.
— Не планируете вернуть им часть суммы?
— У нас нет какого-то разделения бюджета, поэтому заработанными средствами родители могут воспользоваться. В этом плане у нас всё построено на доверии. Считаю, что только так и должно быть. Без поддержки родителей ничего бы не было.