Илья Цымбаларь.
Фото Федор Успенский, «СЭ»
Вспоминаем великого спартаковского футболиста.
Сегодня в Москве на «Открытие Банк Арене» состоится матч памяти Ильи Цымбаларя — бывшего полузащитника «Спартака» и сборной России, шестикратного чемпиона страны, который ушел из жизни 28 декабря 2013 года в возрасте 44 лет.
Если бы не товарищеские матчи сборной России с Египтом и Катаром, то среди тех, кто выйдет на поле спартаковского стадиона, наверняка был бы и Юрий Никифоров — земляк Цымбаларя и один из самых близких его друзей. Когда-то они играли за одесский «Черноморец», а в 1993-м вместе перебрались в Москву, подписав контракты со «Спартаком». Сейчас Никифоров — один из ассистентов Валерия Карпина в сборной России. В 2019 году он стал героем «Разговора по пятницам». Вот отрывок из интервью, посвященный Цымбаларю.
— В родную Одессу заглядываете?
— Последний раз приезжал три года назад. Когда провели матч, посвященный Илюшке Цымбаларю, памятник ему поставили.
— Хороший памятник?
— Отличный! Семье сказали: «Вы решайте, как все будет выглядеть. Мы найдем людей, которые исполнят. О деньгах не думайте вообще». Жена Ильи и дети даже не знают, во сколько этот памятник обошелся.
Фото Александр Вильф, архив «СЭ»
— Вы тоже вкладывались?
— Разумеется. Как и остальные друзья. Здорово помог одесский Привоз. Ребята 1968 года рождения, которые когда-то играли вместе с Сашей, моим братом, а сейчас работают на рынке. Они дружат, как и прежде. Есть новый Привоз, который принадлежит президенту «Черноморца» Климову. А есть старый. Где настоящие одесситы.
— Помните Александра Львова?
— Кто ж не помнит Львова?
— Вот он когда-то собирал деньги на памятник актеру и другу футболистов Александру Фатюшину. Кто-то из футбольных людей отказал: «У меня ремонт, я не в силах».
— Честно вам сказать? Здесь та же история. Из «Спартака» я обзвонил человек 15. Кто-то даже не ответил. Но я и не настаивал. Просто говорил номера счета. Хочешь — перечисляй, не хочешь — обойдемся. Все ж должно идти от сердца!
— А с матчем что?
— Организационные вопросы взвалил на себя наш первый тренер Эдуард Лучин, который теперь живет в Нью-Йорке. А в Одессе мой брат встречался с мэром города, договаривался со стадионом. Находил людей, которые дадут деньги на все это… Да, я забыл вам рассказать, как родилась идея матча памяти Цымбаларя!
— Так как же?
— Отдыхали с Димой Хохловым в Турции, подъехал к нам Андрюха Воронин. Начал расспрашивать про Илюшку: «Неплохо было бы организовать прощальный матч. У него же такого не было?» Отвечаю: «Шикарная идея! Но кто будет заниматься? Я в «Динамо» работаю, у тебя тоже дел по горло». А Воронин: «У меня сейчас работы нет. Я готов».
— Молодец.
— Тем же вечером звоню брату: «У Ильи не было прощального матча. Давай устроим? Не в Москве, в Одессе». Брат усмехнулся: «Какая прощальная игра?! Да у него памятника нет до сих пор!» — «Как?! Год прошел давно!» — «Да точно, — говорю — нет…» Меня это взбесило. Так все и закрутилось.
Фото Юрий Широкогоров, архив «СЭ»
— На похороны Ильи вы не попали.
— Я в это время улетал в Чехию. Прямо из самолета позвонил, извинился перед семьей. Слава богу, приехал Игорь Ледяхов, что-то сказал над гробом…
— Он был один из того «Спартака».
— Да. Огромное ему спасибо. Они с Илюшкой дружили.
— Мы начали смотреть в YouTube похороны Цымбаларя — и выключили через пять минут. Невыносимо.
— Я смотрел всё. От первой до последней минуты. Слезы наворачивались не только тогда. Даже сейчас говорю про Илью — еле сдерживаюсь.
— Сердце у него в игровые времена не схватывало?
— Никогда. Наоборот, казалось — здоровее человек нет. Но в последнее время не мог найти работу, вернулся в Одессу. Вот это отсутствие работы Илюшку добивало.
— Последняя встреча?
— За год до смерти. Я приехал с семьей в Одессу, случайно увидел Иру, его жену. Говорю — иду в баню, пускай Илюшка подтягивается. Он примчался!
— Долго разговаривали?
— Долго. Илья тогда сказал: «Считаю себя виноватым». В чем именно — не уточнил. Унес эту тайну с собой. Я расспрашивал его сыновей, когда ставили памятник: «Что он имел в виду, как думаете?» — «Не знаем…» Хотя я сам догадываюсь.
— О чем речь?
— У него умерла мама. В тот момент Цымбаларь работал тренером в Нижнем Новгороде. Случился срыв. Это и подкосило. После уже никого не тренировал, ничего не получалось. Может, сам психологически не был готов работать, может, не звали. Да и в семье, как говорят, было не все гладко.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
— Наверняка выясняли — что случилось в последний день Цымбаларя?
— Не могу понять, почему Илья оказался в квартире матери совершенно один. Что с ним до этого произошло? Будь кто-то рядом — может, не умер бы, успели помочь.
— В той квартире его и обнаружили мертвым?
— Да. Но как об этом расспрашивать жену и сыновей? Я не представляю!
— Когда человек умирает, всплывают всякие истории о нем. Какая вас особенно поразила?
— Плохие истории я слышал. Меня это возмущает.
— Что Илья выпивал?
— Вот-вот. Мол, потому сердце и не выдержало. Какие-то идиоты пишут.
— Новых историй про Цымбаларя после кончины вы не узнали. А мы вычитали удивительную — на легендарный матч Франция — Россия в 1999-м Илью изначально повезли туристом. После операции на паховых кольцах.
— Цымбаларь даже туристом в Париж не планировался. Вдруг Романцев говорит: «Поехали с нами». Ну, поехал. Зачем-то включили в заявку. Матч к концу, Иваныч произносит: «Илюша, выйди, придумай что-нибудь». Тот выходит минут на пятнадцать — и при счете 2:2 отдает голевой пас Карпину!
— Фантастика.
— Может, Иваныч забыл, что Цымбаларь травмирован. А врач побоялся напомнить. Получилось, Илюха вышел и сделал игру. У меня была похожая ситуация.
— Где?
— В «Спартаке». Весна 1996-го, я травмирован. К московскому матчу с «Аланией» не готовился вообще. Приехал на базу в день игры поддержать ребят, показаться доктору. После собрания пацаны говорят: дескать, идет слух, что игра продана. А один из тех, кто взял деньги, — Никифоров, капитан. Поэтому и не желает выходить на поле.
— Это сказал Ярцев?
— Нет-нет, запустили слух со стороны. Кто-то вел работу. Представляете мой шок? Завелся: «Ах, так? Тогда буду играть!» Сначала иду к врачу, говорю — готов. Следом отправляюсь к Ярцеву и прямо все выкладываю.
Фото Федор Успенский, «СЭ»
— Что Георгий Александрович ответил?
— Да ничего. Включил в состав. А игра-то как складывалась!
— Как?
— Сразу из-под меня забивают гол.
— Вот это конфуз.
— Минут через десять я же сравнял — 1:1. Дальше Кечинов забил два и Цымбаларь. 4:1 выиграли!
— Впервые в жизни прошли через такие обвинения?
— Да. Для меня это был удар. Ладно бы, тренер вызвал и сказал в лицо. Но когда шепчутся за спиной, информируют тех, кто постарше… Я так и не понял, какого ждали эффекта. Еще и с женой поругался.
— С ней-то почему?
— Поехал в Тарасовку на часок-другой и пропал. Мобильников еще не было. Включает телевизор — и видит меня, выводящего «Спартак» на поле. Потом накинулась: «Как тебе верить?!»
— С Цымбаларем через ссоры прошли?
— В жизни — ни разу. А на тренировках бывало всякое. И в «Черноморце», и в «Спартаке» нас регулярно ставили в пару. Илюшка финтил, обыгрывал, пытался прокинуть мяч между ног, да еще все это шутками разбавлял. Вообще-то человек я добродушный. Но если на поле начинают рылом возить, закипаю. Так что Илюшке от меня доставалось, мог в подкате приложить. О, историю вспомнил. Рассказать?
— Непременно.
— Мой дядя на базе «Черноморца» за полями ухаживал. Огромные калоши, которые надевал в дождь, оставлял за воротами. Как-то после тренировки отрабатывали удары с линии штрафной. В «раме» опытнейший Виктор Гришко. Мы с Цымбаларем раз забили, второй, третий. Илюшка начал его подтравливать, затем взгляд на калоши упал. Крикнул: «Витя, даже в них тебе забью!» Гришко прищурился: «Ну, попробуй».
— Как интересно.
— Цымбаларь натягивает калоши поверх бутс. Разбегается, бам — гол! Все ржут, а Гришко бросает перчатки, кидается за Илюшкой. Если бы догнал, закопал бы прямо в штрафной.