Мохамед Аль Хачдади – о семье и команде в период СВО, первом впечатлении от России и Белгорода и своей миссии.
Марокканец Мохамед Аль Хачдади уже как свой в волейбольной Суперлиге: за 12 лет скитаний и поисков диагональный сменил 10 клубов: был и в Катаре, и в Турции, а также в Финляндии, Бразилии, Японии, Италии, Франции. Но уже третий сезон проводит в «Белогорье». Несмотря на пятое место команды в Суперлиге, Мо в прошлом сезоне стал лучшим нападающим: 509 очков и 54% результативности в 28 играх. Хотя и не считает, что это его потолок.
В интервью «Чемпионату» Аль Хачдади рассказал о жизни семьи и волейболе в России, первых впечатлениях от Белгорода и желании вернуться в родные стены «Белгород-Арены», где в ходе СВО волейболистам запрещено играть.
- «Жена просила, чтобы мы уехали, но в контракте – моё слово, моя подпись»
- «Она моя первая и, надеюсь, последняя любовь. Но родители были против»
- «Волейбол в Марокко мёртв. Ему предпочитают футбол»
- «Я вверяю всё в руки бога»
- «Никто не видит тех страданий спортсменов – политики думают только о себе»
- «Михайлов в России – величина»
«Жена просила, чтобы мы уехали, но в контракте – моё слово, моя подпись»
— Мохамед, сможете вспомнить три лучших момента в России за «Белогорье»?
— Тяжело. Одно скажу: я много где побывал за свою карьеру: например, в Италии или Бразилии у меня сложились отличные отношения с ребятами. Здесь же всё по-особенному, потому что Россия – это Россия. Эта страна – особое для меня место. Здесь невероятная энергетика, моя игра за «Белогорье» также радует, но, уверен, может быть лучше. Я уже счастлив здесь.
— Игра в «Белогорье» в прошлом сезоне для вас потолок?
— Нет, если честно, я не особо был доволен и счастлив моим уровнем в прошлом сезоне – чувствовал, что могу ещё прибавить и помочь команде достичь большего. Даже несмотря на то что по статистике это был хороший для меня год, но, как вы видели, мы боролись лишь за пятое место, однако точно можем лучше: например, быть в тройке, бороться за медали. Если индивидуально это крутой для меня сезон, то для команды в целом нет.
Мохамед Аль Хачдади
Фото: belogorievolley.ru
— Не скучно ли играть за пятое место?
— Да, очевидно. В начале того пути – в плей-офф Кубка России – мы проиграли «Локомотиву» в трёх матчах до двух побед. Затем я начал терять мотивацию, ведь тогда играл за медали. А теперь за что? Ты чувствуешь, что цели практически нет, а после тебе ещё надо сражаться за пятое место, которое, по сути, и так наше по результатам регулярки. Скучно. Тем более нам пришлось определять победителя в пяти матчах – это слишком!
Но уже по истечении времени это немного иначе воспринимается: ты финишировал в Суперлиге победой, хотя это всего лишь пятое место. Это своего рода мотивация для меня сейчас, на новый сезон.
— Есть что-то, что не нравится в Белгороде?
— То, что мы не можем оставаться и играть в Белгороде! Вы никогда не были там? Вам там обязательно надо побывать. Поверьте, это замечательное место. Белгород очень хороший, спокойный, чистый. Там не так много людей, поэтому дороги практически всегда безлюдны. И у нас лучшая арена в России. Можно сравнить с тем, когда вы работаете в лучшем офисе – у вас есть всё.
Клянусь, я в Белгороде не видел ничего плохого до прошлой зимы. Конечно, когда бывали обстрелы, что-то взрывалось не так далеко от дома, что стены и окна вибрировали – очень пугало. Вот это единственный минус, что есть сейчас в Белгороде. В остальном это замечательное место: есть зоопарк, торговые центры, хорошие рестораны, интересные музеи. Я на самом деле очень люблю этот город. И, если честно, совсем не хочу ехать в Тулу.
— Но придётся…
— Ситуация странная. Когда живёшь в городе, где происходит подобное, это огромная разница: никогда не знаешь, что случится дальше. В некоторые моменты моя жена Шаймаа говорила: «Давай вернёмся в Марокко. Давай вернёмся…» Но я не могу уехать, где я буду играть? «Ты можешь играть где угодно…» – говорила она мне. Возможно, но это другой контракт. А здесь – моё слово, моя подпись. Команда по-прежнему играет, чемпионат продолжается. Клуб не давал согласия: могу ли я уехать домой. Может быть, если бы они дали добро, я бы и поехал. Но, согласно моей религии, если у тебя есть обязательства перед кем-то, ты должен выполнять свою работу каждый день на 100%, потому что тебе за это платят.
Предлагал жене купить билеты, чтобы они вернулись в Марокко, а я остался. Она сказала нет: или мы уезжаем вместе, или остаёмся вместе.
«Она моя первая и, надеюсь, последняя любовь. Но родители были против»
— Она часто посещает матчи?
— Да, но обычно никогда активно не болеет, не кричит «давай, давай!». Она сидит спокойно где-то в сторонке.
— Это та самая история Шекспира?
— Да, она моя первая любовь. И, надеюсь, последняя. Мы встретились на одном из волейбольных матчей в Марокко. Она пришла посмотреть и влюбилась в меня, а затем добавилась на Facebook* (продукт компании Meta, которая признана экстремисткой организацией в России), и мы начали общаться, потом встретились – она была просто прекрасна. Месяца через три-четыре я выяснил, что Шаймаа из обеспеченной семьи, очень образованная.
Так что вначале её родители были против наших отношений. Её мама считала меня неудачником с заработком в $ 30 в месяц и без какого-то будущего. Но она в меня поверила. А после 2,5 года отношений я поехал в Катар, заработал денег для свадьбы и смог купить золото, потому что в нашей традиции ты должен подарить жене что-то ценное. Так что после я пришёл к её семье и сказал, что теперь у меня есть хороший контракт: я живу в Катаре, у меня есть машина и хорошая квартира, так что ваша дочь будет со мной чувствовать себя надёжно. И я её очень сильно люблю. Будущая тёща поверила и дала согласие.
Мохамед Аль Хачдади
Фото: из личного архива
— Скучаете по тем временам?
— Очень скучаю по Марокко, по маме. Там я до сих пор живу с ней – в тех же апартаментах. Когда приезжаю туда, первые дней 20-25 ничего не делаю. Провожу время с мамой, братом, его дочерью – со всей семьёй. Особо никуда не хожу, только если выпить кофе на районе. Кстати, до сих пор хожу за тем же кофе, да и друзья те же. Ничего не изменилось. Кому-то такая жизнь может показаться скучной, но в это время я полностью отвлекаюсь от всего – никаких соцсетей, Google, YouTube.
«Волейбол в Марокко мёртв. Ему предпочитают футбол»
— А как в Марокко с волейболом?
— Волейбол мёртв. Ему предпочитают футбол. В Марокко практически нет хороших волейболистов на годы вперёд. Есть, конечно, таланты, но нет никакой инфраструктуры, чтобы они росли и развивались. Они особо не работают над собой, потому что у них нет ни веры в себя, ни мечты, ни надежд. Например, если у них в руках мороженое жарким летом, они уже счастливы – жизнь удалась. Они не знают, что нужно страдать за лучшее: «платишь» больше — получаешь больше. А они лишь ждут чего-то. В Марокко нет хороших команд, тренеров, площадок, информационного освещения – ничего для нового поколения.
— О ваших результатах там знают?
— Да, локальные медиа распространяют информацию. Но кого это волнует? (Смеётся.) Всех заботят только они сами — и ничего больше. Они могут подойти и сказать: «О, поздравляю, часто смотрю тебя по ТВ, горжусь тобой». Но пару минут спустя они и не вспомнят о тебе – всех заботит лишь своя судьба. И если у тебя есть хоть какой-то шанс изменить что-то в своей жизни для будущего поколения, для своей семьи, это самое лучшее, что ты можешь сделать.
Если вспомнить моё прошлое в Марокко – оно тоже было классным, хотя там мне могли платить всего $ 700 в месяц. Конечно, зарабатывая больше, я был бы счастливее. Поэтому ничего не оставалось, как ехать играть в Катар за $ 30-40 тысяч в год. Практически вместе со мной в лигу пришёл Симон, который начал получать $ 90 тысяч за три-четыре недели, поэтому я задумался – мне ведь надо было пахать весь сезон. И тогда понял, что нужно больше и я могу этого добиться. И стал думать более позитивно в этом направлении: могу играть и зарабатывать ещё больше, больше и больше.
Тогда самому себе я часто говорил, что могу стать одним из лучших волейболистов, я достоин этого! И начал работать для этого.
— Получалось ли вообще там тратить на себя?
— Нет. Если ты что-то купил, например, тот же телефон – это уже было подарком.
— То есть вы из экономных?
— Я не трачу много денег беспричинно.
— Может, из-за бедного детства хотелось чего-то банально красивого уже с возрастом?
— Никогда. Я всегда в этом плане был умён: и ребёнком я с головой тратил деньги, и сейчас. Я тот человек, кто никогда не купит чего-то, что совершенно не нужно. Ни Louis Vuitton, ни Balenciaga, ни Rolex – мне этого даже не хотелось.
— Знаете, как сложилась судьба ваших приятелей по команде из Марокко?
— Я часто вижу ребят, когда летом приезжаю домой. Они до сих пор мои друзья – поживают неплохо (смеётся). Но я остался единственным профессиональным волейболистом. Так что моя цель в жизни – помогать им, помогать людям в Марокко: обеспечивать их чем-то необходимым, например, едой. В праздники по случаю Курбан-байрама покупаю семьям баранину, так как многие не могут себе этого позволить. Это для меня первостепенно. Я работаю не для того, чтобы люди были мной довольны, а просто чувствую ответственность, должен заботиться о многих: о семье в первую очередь. Мама – моё всё. Семья – вот о чём я прежде всего думаю. Это мой главный бриллиант. Это большой сосуд энергии, каждый раз я заряжаюсь этой любовью на целый сезон.
— Мама была в России?
— Нет, сколько бы я ни упрашивал её, она на это говорит одно: «У вас специальная военная операция» (формулировка изменена в соответствии с официальной позицией РФ). Так что не настаивал. Возможно, в будущем, когда тут станет безопаснее и тише, я её привезу на сезон. Или получится в ближайшее время привезти в Тулу: это далеко от всего происходящего, а я всегда хотел показать ей Москву. Тем более она ни разу в жизни не видела снега. Я его также здесь, в России, впервые и увидел – невероятное чувство (смеётся).
— 12 лет путешествий по миру, и семья всё время с вами. Они не против?
— Это всегда было весело и для меня, и для жены: новые страны, друзья. Тогда это воспринималось как челлендж, но сейчас, думаю, она устала. Да и мы осели в России, скорее, больше из-за сына: ребёнок собирается в школу, уже немного говорит по-русски, у него друзья – они здесь счастливы. Жена получила диплом в одном из учебных центров Монтессори после года обучения. Сейчас проходит стажировку, чтобы в будущем стать заведующей филиала для детей до шести лет. Так что она сейчас даже просит задержаться здесь подольше. Но я пока не могу ей сказать однозначно – это зависит от многих вещей.
Мохамед в игре за белгородский клуб
Фото: belogorievolley.ru
— Многие иностранцы говорят, что русский – агрессивный язык, где-то грубоватый. Он пугал?
— Нет-нет. Слышал намного грубее: тот же финский мне кажется более агрессивным. Или корейский – он очень странный (смеётся).
— Сами изучаете русский?
— Нет, просто не уверен, что он мне пригодится по жизни. На изучение языка же приходится тратить много эмоций, энергии. Возможно, если останусь здесь совсем надолго, подумаю.
— Но вы билингвы. На каком языке говорите в семье?
— Говорим на марокканском и арабском — это два совершенно разных языка. На английском, французском и немного на итальянском.
«Я вверяю всё в руки бога»
— Неудивительно, что за вашу долгую карьеру вы и против «Белогорья» успели поиграть.
— Я тогда был на скамейке запасных и, честно говоря, рассчитывал на нашу победу и, как следствие, премию. Помню, тогда за «Белогорье» играли Борис Колчин, Роман Брагин, помню Александра Косарева, Сергея Тетюхина, Георга Грозера, Дмитрия Мусэрского. Это была основа. Но другие парни иногда спрашивают меня: «А помнишь, мы встречались в 2014-м в Белу-Оризонти?» Я же просто смотрел на них, пытаясь вспомнить какие-то образы, потому что сам не был настолько внутри турнира – был на «банке».
МВК «Белогорье»
Фото: Роман Кручинин/ТАСС
— Удивило их предложение столько лет спустя?
— Когда Тетюхин играл против нас, все знали, что он великий игрок, легенда. Но свой первый контракт в Белгороде я подписывал ещё при Шипулине. Я общался с некоторыми игроками, которых знал: с Тимофеем Жуковским из «Факела», спрашивал о клубе. Он говорил, что президент – жёсткий человек, который довольно суров с игроками: они постоянно на сборах в гостинице, мало видятся с семьями. Однако я тем не менее подписал контракт.
Не скажу, что я очень религиозен, но, думаю, у меня есть некая духовная связь с богом. И когда ты просишь бога указать тебе путь, он даёт некие знаки. Я исполнил одну особую молитву, и внутри меня было такое хорошее чувство при условии, что буду в Белгороде. Так что решил не обращать внимание на то, что говорили, и подписал контракт. Приехал, встретился два или три раза с Тарасом Хтеем, а потом через две-три недели узнаю, что Шипулин больше не президент клуба, новый руководитель – Сергей Тетюхин. Был очень рад. Тогда Паша Тетюхин сказал, что я привёз удачу в Белгород. И мы стали тренироваться на «Белгород-Арене» – там очень хороший тренажёрный зал.
— За принятием решения обращаетесь к богу?
— Да, всё через веру. Как говорят у нас в Марокко, я вверяю всё в руки бога. Так и сделал, подписав контракт, приехав сюда. А потом всё изменилось на 180°.
– Были удивлены? Кто-то тогда составил конкуренцию «Белогорью»?
– «Белогорье» – это великий клуб с огромными заслугами, множеством титулов. Я получал предложения от «Белхатова» в Польше и «Трентино» в Италии. Но где-то нужно было подождать, где-то были какие-то сомнения, условия не совсем те, что искал. А потом появилось «Белогорье». Сначала это был всего лишь один из вариантов. Для профессионального спортсмена хуже всего выбирать, потому что не знаешь, что и как будет дальше: где будешь чувствовать себя комфортнее, чтобы больше отдаваться работе. Ведь, когда тебе некомфортно, начинаешь раздражаться, и это обязательно сказывается на твоём уровне и результатах. Наверное, мне повезло, что я принял правильное решение.
«Никто не видит тех страданий спортсменов – политики думают только о себе»
— И даже без еврокубков вы продолжаете выступать за них.
— Когда участвуешь в еврокубках, пятое место хотя бы даёт право играть в Кубке Вызова, есть возможность поиграть в Европе. Так что очень-очень плохо, что из-за политики наш спорт отрезали от всего. Никто не думает о спортсменах, которые упорно работают, чтобы бороться за медали европейских соревнований, Олимпиад. Никто не видит тех страданий и жертв ради этой цели. Политики думают только о себе и о своих интересах, и это очень большая ошибка.
— Местные в Марокко как-то реагируют на ваше решение, кто-то против?
— В Марокко по отношению ко мне нет никакой агрессии – им всё равно. А я только следую своим интересам: где мне комфортнее, где я могу принести больше пользы, там и играю. Они могут лишь говорить, однако разговоры — это ерунда. Если куда-то и переезжать, то только в Бразилию. Но у них сейчас большие финансовые проблемы, зарплаты урезали процентов на 60. Там больше не дают те контракты, что раньше. Но если у них всё наладится, я бы попробовал поиграть там сезон. Там тоже потрясающая страна с невероятной энергетикой, людьми. Бразилия – одна из лучших стран, где я играл.
Конечно, практически все игроки сборной Бразилии сейчас выступают за пределами страны. Но бразильцы очень семейные, они не любят уезжать куда-то, покидать свою зону комфорта. Поэтому могут где-то пожертвовать деньгами, размером зарплаты, чтобы сохранить это ощущение.
«Михайлов в России – величина»
— Максим Михайлов вот уже 15 лет играет за казанский «Зенит». Удивляет ли вас такое постоянство? Не навевает скуку?
— Мы не говорим о скуке, мы говорим о чувствах. Представьте, если вам хорошо в каком-то офисе: вам платят, сколько вы заслуживаете, с вами хорошо обращаются, все ваши просьбы удовлетворяются. Вы там живёте, знаете всех, все знают вас, ваши дети учатся, у них там друзья… Зачем куда-то уезжать? Давайте представим, что «Зенит» располагался бы в моем родном городе Мохаммедии. Допустим, они платят мне столько, сколько я хочу, обеспечивают меня всем, что мне нужно, и вообще обращаются со мной по-королевски. Так зачем мне уезжать из своего города? Ехать куда-то, где я ничего не знаю, где нужно будет адаптироваться… Зачем этот риск?
А такую зарплату, какую получает Максим, в другом месте никто не предложит. В Италии не смогут себе позволить платить игроку такие деньги. Возможно, сейчас там такой единственный волейболист – это Леон. Но он один. Максим Михайлов – суперигрок, но четыре-пять лет назад Италия не могла себе позволить платить ему такую же зарплату, как здесь. Хотя он получал очень много предложений из Италии: от «Перуджи», «Любе», «Трентино». Но я уважаю его выбор. Если ему хорошо в команде, зачем что-то менять?
— Да, ваша история – полная противоположность.
— Михайлов в России – величина. Он игрок сборной, брал Олимпиаду, у него есть всё. Я же всегда был в погоне за чем-то. Мне приходилось переезжать из страны в страну, чтобы показать, что я хороший игрок. У меня в карьере никогда не было Кубка мира или Олимпиады. Поэтому мне приходилось путешествовать. Если посмотреть на мою карьеру, то я поиграл уже во всех сильнейших лигах, чтобы доказать, что являюсь одним из лучших. Именно в этом была причина переездов – чтобы что-то доказать. Это как сравнить рыбалку: когда ты сидишь на берегу реки и у тебя есть всё – ты ловишь рыбу одну за другой. С тем, когда ты выходишь на лодке в море, и тебе уже приходится искать места и плыть туда, где можно поймать больше.