Я не швырял графины в стену, как канадские тренеры. Он вырастил для нашего хоккея десятки звезд

17.08.2023

Я не швырял графины в стену, как канадские тренеры. Он вырастил для нашего хоккея десятки звезд

Владимир Васильев.

Фото Владимир Беззубов

Истории о бывшем главном тренере «Химика» и сборной России Владимире Васильеве.

Август все решил в судьбе Владимира Васильева, бывшего главного тренера хоккейной сборной России. Создателя того «Химика» 80-х, который перед глазами до сих пор.

Не стань он однажды героем нашего «Разговора по пятницам» — пробел был бы ощутимым. Необъяснимым для самих себя: как упустили человека?

Но мы не упустили — хотя и не торопились особо. Подумаешь — Васильев! У него здоровья-то сколько. Руку пожимает — пальцы хрустят. Можно не спешить.

Но доехали однажды к нему на Пречистенку. Чудесно говорили часа три — расходиться не хотелось. Уходили уверенные, что большой хоккей в его жизни еще случится. Не старый ведь мужик. Глаз горит.

Филиппыч, приглаживая едва седеющие виски, рассказывал про деда. Который прожил 102 года.

По всему выходило — сам он намеревается к семейному рекорду приблизиться. Быть может, даже перебить.

— Вы на свои 70 не выглядите, — поощрили мы с Кружковым ход мыслей.

— Так я до сих пор играю! — даже привстал с кресла Васильев. — У меня на даче под Воскресенском все условия. Корт, а рядом пруд в сорок метров. Зимой он превращается в каток. Даже жена в хоккей играет. Вот, посмотрите, нога разбита — это мы в футбол погоняли…

Он вытянул ногу — и я убедился: действительно разбита.

Смерть

А потом вдруг Васильев умер. Года не прошло после наших бесед о крепости здоровья.

На внезапную его кончину отозвался только «СЭ» — крошечной заметкой в хронике. Остальные промолчали. Может, я проглядел.

Я недоумевал — что случилось? Звонил Юрию Морозову, легенде «Химика». Тот удивлен был еще сильнее:

— Мне сказали, что умер — я не поверил. На даче поднял тачку, какой-то сосуд в горле разорвался.

Годы спустя говорил я с большими хоккейными журналистами из поколения стариков. Мимоходом ронял — вот, мол, покойный Васильев…

Те отстранялись: «Как это — «покойный»? Филиппыч умер? Когда?!»

8 августа 2012 года. Не дотянув до дня рождения 18 дней.

«Скоро осень. За окнами август» — пел когда-то Ян Френкель самую грустную из своих прекрасных песен.

Ненавижу август.

Я не швырял графины в стену, как канадские тренеры. Он вырастил для нашего хоккея десятки звезд
Фото Дмитрий Солнцев, архив «СЭ»

Творчество

Мне интересно его вспоминать. Как всякого советского тренера, создавшего удивительное.

Его «Химик» едва не вышел в чемпионы. Я помню весь состав наизусть. Впрочем, как и состав «Динамо» конца 80-х, и ЦСКА. Возможно, я просто любил хоккей.

Начинаешь перечислять — и сразу выплывают из глубин памяти обрывки матчей. Вот огромный вратарь Червяков, вот защитник Селянин, способный размазать любого. Вот умничка Черных. Вот Слава Козлов, на которого глядеть — не наглядеться…

На кого был похож его «Химик»? Я и думать не стану, сразу понимаю: на «Торпедо» Валентина Иванова. Вроде рабоче-крестьянское. Вроде «бей вперед, игра придет». Команда, выгрызающая мячи с ногами вместе.

Но сколько там было творчества, сколько красоты! Сколько тончайших игроков оттуда вышло!

Быков

Хоккейные люди знали цену Филиппычу. Звали в свои команды консультантом. Но потом что-то случалось — и консультант сборной времен Быкова отчего-то не ехал с командой на чемпионат мира. Недоумевая, как и мы с вами сейчас.

Я спрашивал — Васильев разводил в стороны могучие руки.

— Я работал с Быковым, когда на чемпионатах мира выиграли бронзовые медали и дважды — золотые. Затем в СКА пришел Игорь Ларионов, пригласил консультантом. Быков тогда на меня обиделся. Но время спустя позвал снова. В Финляндии сборная проиграла этап Евротура. Мы случайно пересеклись с Быковым…

— На Пречистенке?

— В Новогорске. Слава говорит: давай, возвращайся. Надо помочь. Я включился, собрали команду и убедительно всех обыграли на московском этапе Евротура. Дальше приезжаю на матч «Салавата» в Сокольниках. Быков меня встречает словами: «Филиппыч, это не я. Ты — высочайший профессионал, твой телефон у меня есть. Но пока ты не в команде».

— Если Быков не виноват — то кто?

— Время пройдет — скажу.

— Что заставляет молчать?

— Чтоб не было, как в фильме: «Почему вы идете против течения?» — «Это оно идет против меня…»

Как-нибудь я расспрошу Быкова про все это. Одной полузабытой тайной в нашем хоккее станет меньше. Мне интересно.

Я не швырял графины в стену, как канадские тренеры. Он вырастил для нашего хоккея десятки звезд
Фото Дмитрий Солнцев, архив «СЭ»

Черных

Выдохнув, мы принимались расспрашивать про 80-е — и это было для Васильева радостью. Давно никто не интересовался. А пересказывать соседям по даче — приелось как-то.

— Я любил из молодых звезд делать! — воскликнул Филиппыч. — Каменский-то мальчишка покладистый, а Черных берег свое «я». Не мог он в армейской обстановке выжить. Начал упираться.

— Вроде кто-то из армейских начальников на него наорал.

— Было в ЦСКА комсомольское собрание — и Михайлов, второй тренер, Сашку спрашивает: «Ты будешь играть? Не хочешь хлеб с икрой есть?» Черных процедил: «Мне в «Химике» больше икры накладывают…» Его моментально перевели в СКА МВО. Там отыграл сезон, вернулся в Воскресенск — и в тот же год Тихонов вызвал в сборную. В Калгари Сашка стал олимпийским чемпионом.

— Вскоре разбился на машине.

— Да, мы потеряли хоккейную величину. Вот про эти дни я и рассказываю — возвращается наш олимпийский чемпион, конец сезона. «Химик» еще работал. Подходит ко мне — и начинает говорить в непонятном тоне. «Так, завтра я не приду на тренировку…» Я опешил — но отвечаю: «Саш, попробуй только». Бывали люди неадекватные, которым «профилактику» часто приходилось делать. А Черных — мальчишка смышленый, уже обратную включил: «Владимир Филиппович, вы понимаете, у меня сестра замуж выходит…»

— Разрешили?

— «Это совсем другое дело. А то что это ты мне ультиматумы ставишь? Неужели на свадьбу не отпущу?» На следующий день Черных разбился.

— Как?

— Ехали на «Жигуленке» по проселочной дороге, Черных за рулем, жена рядом, сзади товарищ с подругой. Кто-то их обогнал. Жена возьми да скажи: «Саш, ты что, не олимпийский чемпион? Чего это он тебя обгоняет?» Черных прибавил скорость. Попал в колею, все четверо вылетели — и отделались царапинами. А Сашка угодил головой в ствол сосны. И нарушение зрительного нерва…

— Страшно.

— Я прибежал в больницу, врач встречает: «Подождем недельку — если вытянет, будет жить». — «А играть?» — «О хоккее надо забыть». Черных так и ходит с чуть повернутой головой, в глазах двоится. Но я года два держал его в «Химике». Думал — может, восстановится через нагрузки.

— Ни одного матча не сыграл?

— Нет. На тренировки выходил в полной амуниции, работал. Ребята его, правда, берегли, объезжали. Во все загранпоездки с нами летал, деньги ему платили. Но сам понимал — вряд ли вернется.

— В такой ситуации многие запили бы.

— Но не Черных. Слишком цельный человек. До сих пор ходит в тренажерный зал, здоровенный стал. Спрашиваю: как дела? «Да получше». Хотя мне кажется, он просто приноровился жить так.

— Как вышло, что лучший игрок — и ездил на «Жигулях»?

— Это сейчас зашел в магазин, заплатил — и укатил на «Мерседесе». А в «Химике» давали несколько машин по разнарядке. На химкомбинат их присылали — для наиболее отличившихся. Директор отправлял в команду два «Жигуленка» и одну «Волгу».

— Дмитрий Квартальнов у вас втихаря просил автомобиль — а потом сыграл неудачно, и вы крикнули на весь дворец: «Да за такую игру я тебе даже велосипеда не дам!»

— Я такого эпизода не помню. Если человек заслужил — всегда получал, у меня машинами все были обеспечены. И массажист, и водитель автобуса. Это ж «бабки» были по тем временам. Здесь купил «Волгу» за 14 тысяч — отправил в Среднюю Азию за сорок. При этом я за десять лет работы в «Химике» взял одну машину.

— Это подвиг.

— Вот мне некоторые тренеры и говорили: «Дурак ты, Филиппыч». «Волгу» эту мне всучил директор химкомбината Николай Хрипунов, а то вообще без машины остался бы. Директор был величайший умница. Начитанный. Хобби у него было — собирал все, что пишут про НЛО. Верил в это дело искренне.

Попов

Я вспоминаю тот разговор и думаю: ч-черт! Как же рано уходят люди!

Сегодня я снова напросился бы к Васильеву, приехал на Пречистенку. Или в Воскресенск. Не уезжал бы десять часов. Наговорили бы с книгу.

Историями Филиппыч сыпал — только успевай батарейки в диктофоне менять. Про знакомство с Пугачевой, Зиновием Высоковским, еще кем-то… С клоуном Олегом Поповым и вовсе сдружились в Германии!

— Да вы что?! — поразились мы.

— Да, в гости ездили друг к другу. Он живет в сорока километрах от Нюрнберга. А свел нас немец, побывавший в советском плену. Когда я прилетел, встречали меня трое — президент клуба, вице-президент и этот Густав — в качестве переводчика. И заявляет мне у трапа: «Здорово, *****!» Я отшатнулся. Немцы улыбаются, ничего не понимают.

— В плену его так выдрессировали?

— Ну да. Четыре года там провел, старостой был среди немцев. Еще запомнил фразу: «работай, ****** фриц, а то триста грамм каши не получишь.»

— Откуда он Попова знал?

— Наши циркачи, чтоб валюту через границу не гонять, оставляли свои деньги у него. Ни разу никого не обманул. Попов тоже ему доверял, они дружили.

— Попов каким запомнился?

— Небольшого росточка, но невероятной физической силы. Лапищи огромные, грудь атлета… Вообще не разговаривает по-немецки — и даже учиться не желает. Хотя женился на немке. У нее земля была под Нюрнбергом, там дом выстроили. Человек он сложный. Одиночка, никто ему не нужен. Есть две лошади — и ему хорошо.

— Он же по сей день выступает?

— Ездит с шапито по городкам. Ко мне тепло относился. Говорю ему: «Приедешь в Россию — будешь королем». Не хочу, отвечает. Сначала твердил — пока жив Никулин, не поеду. Никулин умер — все равно не едет.

Перечитываю все это, вспоминаю — целая жизнь прошла. Черных, к которому доехали в Воскресенск, сильно подкорректировал версию Филиппыча об аварии. Нет уже ни Васильева, ни Попова. Великий клоун не только успел приехать в Россию, но и умер в затрапезной ростовской гостинице при цирке. Больше похожей на общагу. Предлагали номер в роскошном «Интуристе» — отказался: «Нет-нет, я лучше здесь. Как в юности…»

Я не швырял графины в стену, как канадские тренеры. Он вырастил для нашего хоккея десятки звезд
Фото photo.khl.ru

Каменский

Если с нами Васильев был душа-человек — то в «Химике» 80-х боялись его игроки как огня.

Мы спросили — Васильев радостно подтвердил: да, боялись. Еще как!

Задумался, усмехнулся каким-то воспоминаниям.

— Стоят за углом, курят. Кто-нибудь крикнет: «Филиппыч!» Парень р-раз — и непотушенную сигарету в карман куртки. Оттуда дым валит, все смеются — а меня-то и близко нет. Дисциплина в «Химике» была железная. Игроки меня уважали. Наверное, потому, что я не покупал звезд, а лепил их из молодых игроков. Брал в команду, когда они были никто и звать никак. При этом, в отличие от канадских тренеров, я никогда не швырял графины об стену. У меня другие методы.

— Какие? — обрадовались мы.

— Вот, допустим, Каменский…

Он произнес так просто — «допустим, Каменский». Будто речь идет не о звезде мирового хоккея. Про которого, казалось бы, знаем все.

— Так что Каменский?

— В молодежной команде «Химика» играл в четвертом звене. А я включил его в основной состав! Знаете, что зацепило? На льду Валера был как озерный тростник — гнулся во все стороны. Но один эпизод едва все не сломал: вместо того чтоб навязать борьбу нападающему, Каменский ему, как у нас говорят, «зубы почистил» палочкой и притормозил. Получили опасный момент у своих ворот. Когда Валера сел на лавочку, я повернулся к нему: «Молодой человек, отправляйтесь в раздевалку. Будете снова за молодежку играть».

— Что Каменский?

— Голову в плечи вжал, молчит. Никуда не уходит. В перерыве Брагин спрашивает: «За что вы так парня-то?» Я говорю громко: «Да, о нашем молодом человеке. Валера, ты почему хотя бы корпусом не попытался остановить нападающего?» Каменский поднял глаза: «Я все понял!» Вышел на лед и ка-а-ак начал во всех втыкаться — по поводу и без! Яростно!

— Вам же когда-то звонила мать Каменского — жаловалась, что сын возвращается выпивши, дома не ночует?

— Это в следующем сезоне. Вижу — с мальчишкой непонятное творится. Думаю, почему «тачку возит»? Мой помощник Гена Сырцов позвонил матери Каменского. Та и рассказала о похождениях сына. Пришлось его снова воспитывать.

— Как?

— Перед тренировкой говорю Каменскому специально грубо: «Забирай вещи и вали отсюда. Больше в «Химике» играть не будешь». Через два дня звонит его мать: «Валерка из дома никуда не выходит — сидит, плачет». — «Передайте, пусть приходит и просит прощения. Но не у меня, а у ребят». Сами игроки устроили собрание, высказали все Каменскому. Впредь проблем с ним не возникало. Потому и вырос в большого игрока. Уверен, и тренер из него получится что надо…

Березин

Мы вспоминали фамилии одну за другой — и Васильев той же секундой откликался историей. Не особо размышляя. А задумался бы, стоило нам настоять — вспомнил бы еще десять. Какие же мы олухи! Все торопились, торопились! Куда?!

— Березин… — не успевал договорить я.

— Сережку Березина я вообще на трибуне нашел! — восклицал Владимир Филиппович.

— Это как? — поражался я.

Как можно высмотреть девушку на трибуне — я знал. Рассказывали мне, как юный Сабонис прямо на разминке перед матчем высматривал самую красивую в баскетбольном зале — и подзывал специально обученного человека: такой-то ряд, такое место. Скажешь — вечером жду. Работало безотказно.

Но как можно высмотреть на трибуне хоккеиста?!

— Ха! — наслаждался воспоминаниями Васильев. — В апреле многие игроки «Химика» разъезжались в сборные, народу не хватало. Как-то перед тренировкой заметил на катке мальчишку с рюкзаком. Спрашиваю помощника: «Кто такой?» — «Играет в команде 1971 года рождения. Ничего особенного». Подзываю: «Тебе пяти минут достаточно, чтоб переодеться?» — «Конечно». Мы еще до скамейки дойти не успели, а пацан уже был на льду. В раздевалку не пошел, одежду бросил на трибуне. Это и был Березин.

Смотрю — мальчишка вроде ничего, катание приличное. Тренировался с нами месяца полтора. Дальше отпуск. Я раздавал игрокам индивидуальные задания. Про Березина ни словом не обмолвился. Так он сам подошел растерянный: «Владимир Филиппович, а мне-то что делать?» Я спросил первое, что пришло в голову: «Сколько весишь?» — «80». — «Если за месяц наберешь десять килограммов, возьму тебя в команду». И позабыл об этом разговоре. Отпуск кончился, жду ребят. Вижу — какой-то крепкий мужик идет. Пригляделся — Березин! Опустил голову, мнется: «Я девять килограмм набрал…» Я расхохотался. А Березин в первом же матче забил «Спартаку».

— Чем он сегодня занимается?

— Бизнесом, причем весьма успешно. Живет в Майами, постоянно в гости зазывает: «Прилетайте, все оплачу…» Когда Березин сезон играл в ЦСКА, мы встретились в Москве. Увидев мою старенькую BMW, поразился: «Ваша? Давайте куплю такую же — только новую». — «Спасибо, Сережа, — ответил я. — Меня и эта вполне устраивает».

Козлов

Ярчайшей звездочкой не воскресенского, а мирового хоккея стал Вячеслав Козлов. Человек, про которого можно книги писать. Можно-то можно, но вот напишешь — люди скажут: так не бывает. А бывает!

Наверное, Козлов пробился бы и без Васильева. Кто скажет?

Но факт — 16-летнего мальчика Владимир Филиппович выставил против ЦСКА. Что это?

— Что это? — спросили мы сначала самих себя, а потом и Васильева.

— Была беда с составом. А Славка в школе «Химика» выделялся — сам-то он 1972 года рождения, но там выходил за 1970-й. Отыграл с ЦСКА, наутро меня вызвали в федерацию, устроили разнос.

— За что?

— Начальник управления хоккея Анатолий Кострюков негодовал: «Как вы могли 16-летнего мальчика выпустить с мужиками? А если бы его убили — да вам бы сидеть пришлось!» Козлов, Рома Оксюта и Андрей Квартальнов начинали в четвертом звене. И при этом полчемпионата шли на третьем месте среди бомбардиров. Четвертое звено! Ребята идеально дополняли друг друга. У Козлова феноменальное катание, руки волшебные. Он привозил в зону шайбу. Квартальнов-старший в углах держал ее так, что невозможно подобраться. А Оксюта стоял на «пятаке» — и забивал. У него был уникальный бросок — с кистей, без замаха. Работал как часы. Тюк — и вынимай, десять из десяти. Позже я создал еще одно шикарное звено — Валера Зелепукин, Гера Титов и Дима Квартальнов. Жаль, быстро распалось.

— Почему?

— За день до старта чемпионата Зелепукин и Квартальнов уехали в Америку. Тогда это было в порядке вещей. Еще вчера игрок был у тебя в команде, сегодня приходишь — нету. Куда делся? В Штаты улетел. Но именно от этих ребят я такого не ожидал. Димка-то — хитрый, всегда был себе на уме. А Валерка — приятный парень, порядочный. Мы до сих пор поддерживаем отношения. Он на дачу ко мне приезжает — обязательно с тортом и бутылкой вина. В «Химике» вообще тяжелые люди не задерживались. Команда сама их отторгала.

— Это как?

— Да вот был у нас хоккеист Мариненко. По человеческим качествам совершенно не вписывался в коллектив. У нас ребята все были развитые — читали книжки, играли в шахматы, преферанс. А тот ни с кем не общался. В какой-то момент подошли ко мне игроки во главе с капитаном Валерой Брагиным: «Если вы его не уберете, парню несдобровать…»

Брагин был душой команды. Помогал мне и словом, и делом. Остальные тоже могли учить молодых уму-разуму. В раздевалке висели плакаты: «Защитнику, который проигрывает один в один в своей зоне, в «Химике» не место». «Не бросился под шайбу — будешь наказан». И вот ситуация: Андрей Ломакин в разгар сезона договорился о переходе в «Динамо». Мне ничего не сказал. Но я почувствовал перемены в его игре.

— Беречься начал?

— Да. Ему уже плевать было на «Химик». А в хоккее правило: если опоздал и защитник бросает по воротам — выкатывайся на него или ложись под шайбу. А Ломакин выкатывается — и ноги пошире раздвигает. Это означает, что игрок либо боится, либо делает специально. Когда Ломака снова ноги-то раздвинул, шайба вылетела из-под него — и попала в грудь Володьке Локотко. Он — громила, на лавочке снимает с Андрея шлем, помахивает им и говорит: «Еще раз до меня шайба долетит — я тебе этим шлемом по голове настучу». Подействовало.

Я не швырял графины в стену, как канадские тренеры. Он вырастил для нашего хоккея десятки звезд
Фото Дмитрий Солнцев, архив «СЭ»

Вязьмикин

Мы задыхались от счастья, слушая все это. Настоящий репортерский кайф.

Вспомнили с оттенком опаски и того единственного большого хоккеиста, к которому Васильев ключик не нашел. Хоть старался.

Игорь Вязьмикин!

— Что ж вы хотите? — Васильев чуть обескуражился. — Не только я — Тихонов в ЦСКА тоже с ним не справился. Вязьмикин был необыкновенно талантливым хоккеистом, но шальным. На таблетках каких-то сидел. Мне рассказывали, что проблемы с головой у Игоря начались после гибели брата. Ну и сам недавно умер.

Тренер

…конечно же, Васильева помнят. Кто-то из стариков ревнует к успехам. Предлагает не преувеличивать значение. Такое уж выросло в 80-е поколение хоккеистов — с ними кто угодно выигрывал бы. Хоть директор химкомбината, увлекающийся темой НЛО.

Эти деды возмущались, когда именем Васильева назвали в Воскресенске то ли дворец спорта, то ли хоккейный ангар. Предлагали как альтернативу другие имена. Включая собственные.

Кто-то припомнит и снова не простит внезапный отъезд Васильева из «Химика» в Германию. Когда клуб претендовал на многое. Разбавив еще одним воспоминанием: сборная России с Васильевым в матче за третье место на чемпионате мира-96 вела 3:0 против американцев. Но сдулась в овертайме. А прямо на пресс-конференцию явился президент хоккейной федерации Валентин Сыч и объявил об отставке главного тренера.

Все это было.

Но разве все это — главное? Да нет же! Как не главный штрих в биографии Виктора Тихонова Лейк-Плэсид с пролетом от американских студентов. Кто не проигрывал?

О поражениях интересно расспрашивать. Все это бодрит — как любая драма. Но не драмы главное.

«Химик» 80-х — вот это самое важное. Те воспоминания, которые со мной, подмосковным пацаном, навсегда. Желто-синяя форма в первом нашем цветном телевизоре. Но картинка блеклая — трансляции из Воскресенска были бедовые. Больше слушаешь, чем смотришь.

Вслушиваешься словно в музыку в фамилии, известные всему Союзу. Их так вкусно выговаривал Евгений Майоров, мягко и мужественно одновременно — что ты произносил за ним вслед: «Оксюта пасует Титову…»

Ловишь в борьбе теней и силуэтов чудо большого хоккея. По могучим плечам распознаешь Оксюту. Порой кажется, что он больше Червякова. Хоть нет-нет, такого не представить. Червяков все равно больше.

Шайбу почти не видно. Но ты знаешь — она есть. Вот сейчас что-то случится.

Такой хоккей мог поставить только очень крутой тренер. В моем маленьком мире Васильев — среди первых.

Все это — моя юность.


Источник