Хоккеист Мусатов дал первое интервью за много лет
Игорь Мусатов.
Фото Федор Успенский, «СЭ»
Откровения известного хоккеиста — в «Разговоре по пятницам».
Конечно, нам было интересно поговорить откровенно обо всем, приключившемся в жизни хоккеиста Игоря Мусатова.
Но он не дает интервью. Вернее, не давал до недавних пор.
Поколебавшись, с нами поговорить согласился. Поставив условие — ни слова про скандалы. Хоккей, только хоккей. Дал понять: сегодня он совсем другой человек. С тем Мусатовым, который хулиганил, даже не знаком.
Что ж. Может, оно и к лучшему.
Сегодняшний Мусатов употребляет слово «антоним» и готов спорить о Шопенгауэре. Предъявляя интеллектуальные аргументы, а не те, о которых вы подумали. Мы не шутим.
Знакомьтесь — новый Мусатов.
«Динамо»
— Мы слышали, вы сейчас работаете тренером в системе команд «Буран» и «Капитал», выступающих в Офицерской хоккейной лиге.
— Да, у нас шесть взрослых команд, которые неоднократно выигрывали различные турниры. Я очень благодарен судьбе за то, что оказался в таком коллективе. Это даже больше чем коллектив. У нас хоккейная семья. Горд, что стал ее частью. Теперь под нашим крылом еще и детские команды — 2012 и 2015 годов рождения. Тоже называются «Буран», выступают в чемпионате Москвы.
— Давно вы там?
— Два года.
— Вы и детей тренируете?
— Нет, только взрослых. С детскими командами — больше как организатор.
— Сами играете в ОХЛ?
— Не имею права. Я же с профессиональным прошлым.
— Илья Ковальчук вернулся в «Спартак» и нормально играет. Вы на четыре года моложе.
— Так что?
— Смогли бы?
— Тут мало «смочь». Есть же реальность. Осознаю, что моя хоккейная карьера позади. Отношусь к этому смиренно. Я мог бы играть дольше и лучше. Но вышло вот так.
— Глядим на вас — лишнего веса нет. Играть наверняка хочется. Что мешает?
— Ну-у… За комплимент спасибо, конечно. Если вдруг найдется клуб, который позовет, — будем общаться. Наберу форму быстро. Но смешно об этом даже думать. Я реалист.
— Были же ветераны, поражавшие вас выносливостью?
— Конечно. Сразу вспоминаю двух Козловых — Вячеслава и Виктора. А Олег Петров какой красавец — в 39 бегал больше любого молодого! Сергей Зубов шикарно смотрелся. У каждого из них была стабильность — вот это главный показатель. Я не сомневаюсь, что в 40 лет можно играть в КХЛ. Хотя вижу, у всех взят курс на омоложение…
— Последняя ваша попытка вернуться в профессиональный хоккей — это московское «Динамо»?
— Да, лето 2018-го. Мне тогда хотелось остаться в Москве, вел переговоры с «Динамо». Но ничего не вышло. В разгар предсезонки случилось кое-что, не имеющее отношения к спорту.
— Мы читали, против вашей кандидатуры был Владимир Воробьев, тогдашний главный тренер.
— Впервые слышу. Честно вам говорю. Общались очень уважительно, мы ведь раньше играли с Володей в одной команде. Чтобы поскорее набрал форму, меня отправили в Воронеж, предсезонка там началась чуть раньше, чем у «Динамо».
— Ходили слухи, что вашему просмотру в «Динамо» посодействовал Алишер Усманов.
— Я Усманова никогда в жизни не видел. Только по телевизору.
— Странно. Писали, что в 2013-м перед свадьбой с Канаевой он пригласил вас — и взял слово не обижать Евгению.
— Это смешная фантазия желтой прессы. Не верьте.
— Когда с «Динамо» не срослось, поняли, что с хоккеем покончено? Или была надежда зацепиться в каком-то клубе?
— Надежда оставалась. Как иначе? Вся моя жизнь — хоккей. Даже снится постоянно. Хотя последний официальный матч отыграл весной 2017-го. В «Словане». Выходит, завязал в 30 лет. Когда как раз пришло настоящее осознание хоккея. Все было отлично — и сил полно, и голова соображает, от игры получаю кайф… Обидно.
Фото Кристина Коровникова, архив «СЭ»
Книги
— Окончательно поняли, что в хоккейной карьере поставлена точка, когда у вас возникли проблемы с законом?
— Да, вот тогда у меня иллюзий вообще не было.
— Свою вину вы признали?
— Не признал. Все было не так, как написано.
— Так что ж не рассказать?
— Эта ситуация для меня в прошлом, давно забыта. Комментировать ее не буду.
— Чуть раньше вы произнесли слово «смиренно». Уверовали?
— Смирение — антоним слова «гордыня». А гордыня приводит к ужасным последствиям.
— Чему ваша судьба — лучшая иллюстрация.
— Человек проходит через боль, тяжелые испытания — и это его духовно развивает.
— Стали набожным?
— Мне не нравится слово «набожный».
— Какое подойдет?
— Теперь гораздо серьезнее отношусь ко всему, что происходит у меня в душе. Да и вокруг. Человек не может жить без Бога в сердце.
— Павел Мамаев рассказывал, что прочитал всю тюремную библиотеку. Особенно впечатлили «Братья Карамазовы». Да и весь Достоевский.
— «Братья Карамазовы» мне тоже очень понравились. Изумительная книга! Как раз о том, как тяжело человеку без духовного развития. За последнее время я прочел огромное количество литературы. Сначала всю русскую классику. Потом переключился на философию. С нее — на ядерную физику. (Улыбается.)
— Да ладно!
— Я очень себя напрягал в части обучения. Вгрызался в науку. В обычной жизни мне на все это не хватало времени. Тут решил: раз оно появилось — надо его использовать. Занимался самообразованием.
— Нам кажется, даже человек с университетским дипломом завязнет в учебниках по ядерной физике.
— Это гиперсложно. Некоторые научные книги вообще невозможно читать. Но я старался в них вникнуть.
— Какие книги по философии читали?
— Шопенгауэра, Канта, Ницше, Локка…
— Все понимали? Или пришлось продираться?
— Здесь важно максимально сосредоточиться. В мирской суете тяжело читать такую литературу. Потому что многое отвлекает.
— В игровые годы вы такие книжки пытались читать?
— Пытался. Но постоянно что-то отвлекало. Я был молодым, все время чего-то хотелось, куда-то спешил… Тянуло в другие места! Ну как усидеть за книжкой?!
— Сказал бы кто-то еще действующему хоккеисту Мусатову, что скоро будет читать Шопенгауэра и Канта, — посмеялись бы?
— Да я посмеялся бы, если бы мне кто-то рассказал про то, что со мной случится. А если бы потом, когда уже случилось, рассказали, каким счастливым я буду время спустя, — тоже посмеялся бы.
— Вы действительно счастливы?
— Вы не представляете насколько! Нахожусь в прекрасном коллективе, вокруг достойнейшие люди, которых я очень уважаю. Занимаюсь любимым делом.
— Полная гармония в душе?
— Абсолютная. В моей жизни все просто замечательно. Я наслаждаюсь каждой секундой.
— В личном плане тоже порядок?
— У меня есть вторая половина, с которой мы прошли все эти невзгоды. Безумно признателен Ксении, которая в любой ситуации была рядом. Благодарен Богу за то, что подарил мне такого человека.
— Когда вы с Канаевой развелись?
— Давно.
Фото Антон Сергиенко, архив «СЭ»
Романов
— Вы хотите развиваться как тренер? Доработаться до КХЛ?
— Пока об этом не думаю.
— Неужели нет амбиций?
— Да у нас грандиозные планы. На данный момент развиваем хоккей в рамках нашей системы. Плюс серьезно задумываемся о создании профессионального клуба «Буран» со всей инфраструктурой, включая ледовый дворец и детскую школу.
— ОХЛ — лига, где играют сотрудники разных силовых ведомств. «Буран» и «Капитал» — это органы госбезопасности. Как в вашей системе появились дети?
— Их в Реутове владельцы дворца выставили за дверь. Потребовали у родителей колоссальные деньги за абонементы. Либо плати, либо на выход. Две детские команды оказались на улице. Мы не могли пройти мимо. Сейчас полностью обеспечиваем их развитие и участие в чемпионате Москвы. Ребята уже добиваются успехов, порой обыгрывают лидеров — ЦСКА, «Спартак», «Динамо». У них прекрасные тренеры — Павел Виноградов, Артем Блинов и Михаил Давлетов.
— Родители у этих детей не самые богатые?
— Да. Мы решили, что отсутствие денег не должно стать препятствием для занятия хоккеем.
— Всякий детский тренер расскажет, что большая беда — родители.
— Да, любому кажется, что его сын — Овечкин. Ломают ребенку психику своими требованиями. Гляжу — семилетний мальчишка сидит грустный-грустный… А это папа с мамой задали жару за упущенный момент, и для парня хоккей уже не в радость!
— Сами вы считались с мальчишек одаренным. Ваш тренер в спартаковской школе Виктор Цыплаков рассказывал: «Есть у меня Мусатов, большой талант…»
— Ой, Виктору Васильевичу огромный привет! Такое тепло в душе к нему! Замечательный мужик, в декабре 86 стукнуло. Но я бы не сказал, что был уж очень талантливым. Вылезал за счет других качеств.
— Каких?
— Я дрессировал себя физически. Понимал, что способен выигрывать единоборство за шайбу. Был не особенно техничным, брал скоростью и напором. Старался играть в агрессивный хоккей. Впрочем, в сегодняшнем хоккее все должны быть крепкими. На одной технике уже не проскочишь. Я-то ближе к юношеству понял: да, могу попасть в команду мастеров… Еще и повезло.
— В чем?
— Например, встретил Стаса Романова, который занимался моими делами. Вся карьера связана с ним, с 16 лет. Я ему очень благодарен.
— До последнего оставался вашим агентом?
— Он больше чем агент. Родной человек, который в хоккее прошел со мной сложный путь, развивая меня, помогая и поддерживая во всех ситуациях. Для агентов что главное? Коммерческая составляющая. Стас — редкое исключение. Поверьте, многие игроки ценят его за подобное отношение и порядочность.
Еще я благодарен Зинэтуле Хайдаровичу Билялетдинову. В «Ак Барсе» он поверил в меня и заложил такой фундамент, на котором я катил всю оставшуюся карьеру. Громадный вклад в мою хоккейную судьбу внес и Милош Ржига, царствие ему небесное.
— Вы долго у него играли.
— Лет пять. «Спартак», «Атлант», «Слован»… Едва ли не самые лучшие мои сезоны — у Ржиги!
Фото Global Look Press
Приключения
— С алкоголем, мы слышали, вы завязали?
— Я полностью пересмотрел свое отношение к жизни. В том числе — к алкоголю.
— Ужасаетесь, вспоминая прошлые приключения?
— Понимаю, сколько ошибок наделал. О многом жалею, разумеется. Мог бы играть на совсем другом уровне и добиться большего. Но не было бы того безобразия — не было бы и сегодняшнего счастья.
Хотя из всего, о чем писала желтая пресса, 90 процентов — неправда. Но признаю — сам виноват, давал повод. По молодости и глупости что-то творил. Море было по колено. Обычный дерзкий парень. А пресса выхватывала меня — и начинала клевать.
— Человек открывает «Википедию». Что там на фамилию Мусатов? Пожалуйста: «Известен своими дебошами в 2011-м, в 2015-м, в 2017-м…»
— Всем хочется заглянуть в замочную скважину.
— Но вы же удирали от полиции — и въехали прямо на «Мерседесе» в ресторан на Петровке.
— Всякое случалось в то лихое время. Что-то правда, что-то нет. Давайте вот этим и ограничимся.
— У нас ощущение, что там был другой Игорь Мусатов.
— Мы все чему-то учимся. С годами становимся лучше, мудрее…
— Как же на следующий день после такого приключения вы не просто вышли на лед в матче с ЦСКА, но и забили победный гол?!
— Да я в каждой игре выкладывался на сто процентов. Что бы ни происходило вокруг.
— Мы помним вас как яркого форварда. Сыграли 73 матча за сборную России и более 500 в КХЛ, дважды доходили до финала Кубка Гагарина.
— Да, несмотря ни на что, у меня была классная карьера. Играл в топовых клубах, с великолепными партнерами, поработал с отличными тренерами. Мне повезло, многие мечты сбылись. В то же время понимаю — я не взял от хоккея все, что мог.
— Из 73 матчей за сборную — самый памятный?
— Первый. В Хельсинки на Кубке «Карьяла». Я дико волновался, боялся перегореть. Сразу почувствовал разницу с КХЛ.
— В чем?
— Совершенно другие скорости! Надо очень быстро соображать. Помню, финнов мы тогда обыграли 2:1, обе шайбы забросил Радулов. Играть за сборную — огромная честь. Я каждый вызов ждал с нетерпением, на лед выходил с особым настроем, на кураже.
Фото Татьяна Дорогутина, архив «СЭ»
Молодежка
— А «серебряная» молодежка?
— Команда была фантастическая, просто наслаждение вспоминать. В 2007-м на чемпионате мира в Швеции на групповом этапе выиграли четыре матча с разницей шайб 20-3, в полуфинале победили хозяев…
— А в решающем матче споткнулись на канадцах.
— Обиднейшее поражение! Уже после первого периода горели 0:3.
— Семен Варламов запустил, кажется?
— Да он ни при чем, мы сами виноваты. Не до конца настроились на финал. В Швеции закладывали соперникам то по пять, то по шесть. Было настолько легко! Почти вся молодежка уже играла в первых командах. Я — в «Ак Барсе», кто-то — в СКА, «Локомотиве», «Авангарде»… Не сомневались, что выиграем этот чемпионат.
— Очень странно звучит — «не настроились в финале на Канаду».
— Я утрирую. Нас предупредили: «У канадцев сильная сторона — первый период. Бегут сломя голову, дикая заряженность. Главное — выдержать штурм. Максимально сконцентрироваться». Мы не прислушались.
— Думали — справитесь?
— Конечно! Со всеми же справлялись! А тут пропустили три глупых гола. Потом едва не отыгрались. Чуть-чуть времени не хватило. Полное ощущение, что отдали победу сами.
— В той сборной играл Черепанов.
— Хоть был на два года младше. Он же 1989-го?
— Верно.
— Выходил в первом звене — и по делу! Невероятно талантливый парень. Понимал хоккей уже тогда на каком-то другом, более зрелом, уровне. Оставалось немножко физически подтянуться — и реально был бы великим хоккеистом. Да и по человеческим качествам приятный. Компанейский, жизнерадостный.
— Главная звезда в той молодежке?
— Варламов, пожалуй. Вратарь с большой буквы. Сколько матчей вытаскивал! Да много было ярких ребят! Войнов, который вообще на три года младше. Зубарев, Буравчиков, Зубов, Кучерявенко, Рясенский, Анисимов, Бумагин. Четверка, погибшая с «Локомотивом»…
— Кто из Ярославля был в сборной?
— Аникеенко, Чурилов, Кирюхин и Васюнов. Мы одногодки, еще за юношеские сборные вместе играли, затем в молодежку попали. Все четверо — чудесные ребята. Добрые, общительные, простые. Их ждало большое будущее. Так горько, что они ушли.
— Вы же прямо во время матча узнали о случившемся?
— Я одним из первых и узнал.
— Как?
— Матч открытия сезона, в Уфе встречались прошлогодние финалисты — «Салават» и «Атлант». Первый период, меня удаляют. Сижу в боксе штрафников — и кто-то произносит: «Локомотив» разбился». Я оборачиваюсь: «Как разбился?!» Не веришь же.
— Кто-то из зрителей произнес?
— Нет, на судейском столике есть телефон. Сразу сообщили. Говорю: «На свистке выйду — и надо сказать!» В голове не укладывалось, как можно играть дальше. Я подъехал к тренерскому штабу. Переговорив с Радуловым и остальными ребятами, решили, что матч заканчиваем. У всех погибли друзья. Бросились звонить по знакомым. Еще Галимов был жив. Говорили, что может вытянуть. Слух прошел, что Салей накануне мог на машине выехать в Минск…
— Олег Петров, расставшись с «Атлантом», договорился о переходе в «Локомотив». Но из Канады собирался прилететь в конце октября.
— А у нас в «Атланте» был Костя Руденко, который в Ярославе отыграл лет двенадцать. Чудом не оказался в том самолете. Как раз летом 2011-го сменил клуб. Таких случаев несколько.
Фото Татьяна Дорогутина, архив «СЭ»
Ржига
— Вы обмолвились, что благодарны Билялетдинову. Чему конкретно вас научил?
— Системному подходу к игре. В Казани он дал мне четкое понимание моего функционала на площадке как крайнего нападающего. Это и стало фундаментом. От которого я оттолкнулся — и начал прогрессировать.
— В том «Ак Барсе» были сплошь звезды.
— О да! Зарипов, Зиновьев и Морозов вообще разрывали всех. За счет техники и потрясающей сыгранности ребята здорово дополняли друг друга. Выдающаяся тройка! Сильнее в российском хоккее я не видел. Разве что магнитогорское звено Мозякин — Коварж — Зарипов можно поставить где-то рядом.
— В 2011-м вы со скромным «Атлантом» сенсационно дошли до финала Кубка Гагарина.
— Я бы не сказал, что у нас был слабый состав. В воротах — Барулин, которого тогда признали лучшим голкипером чемпионата. В атаке Мозякин, Марек, Олег Петров… Мощный сезон провел Федя Федоров. Думаю, могли в финале «Салават» дожать.
— Чего не хватило?
— Переломный момент — второй матч в Уфе. Ведем 1:0, шайба на крюке у Федорова, который сталкивается с Антиповым. Обычный игровой эпизод. Но нападающий «Салавата» получает травму колена, покидает лед на носилках, и Феде дают 5+20. В большинстве Григоренко забивает дважды, в итоге проигрываем 1:3. И 0:2 в серии. Потом лига признала удаление ошибочным, отстранила арбитров. Но нам-то не легче…
— Старт регулярки «Атлант» завалил. Через полтора месяца Борщевского сменил Ржига — и прорвало.
— Сработали три фактора. Во-первых, Милош — гениальный мотиватор. Эмоциональный, духовитый. С большим сердцем. Его настрой передавался команде. Так заряжал уверенностью, что на каждый матч мы выходили как на последний.
— Что во-вторых?
— У нас был невероятно сплоченный коллектив. Реально как одна семья. Это заслуга Ржиги. Если некоторые тренеры старой закалки запрещали улыбаться и хотели, чтобы хоккеисты ходили строем, то Милош, наоборот, давал жить, не закрывал на сборах. После игры мы могли все вместе, включая тренера, собраться в ресторане, выпить пива или вина. Он чувствовал, когда нужна максимальная концентрация, а когда ребят надо отпустить. Кстати, при Ржиге в «Спартаке» появилась забавная традиция, которая прижилась и в «Атланте».
— Какая?
— Именинник получал тортом в лицо. Это могло произойти где угодно — сразу после тренировки, при входе в раздевалку, на собрании… В самый неожиданный момент. Пока Милош отвлекал игрока, кто-то подкрадывался сзади — и будьте любезны.
— Красота.
— Со временем ребята уже знали об этой традиции, в день рождения постоянно были начеку, но все равно от торта никому не удавалось увильнуть.
— Вам тоже в физиономию прилетал?
— Разумеется.
— Ощущения?
— Прикольно. Да никто не обижался. Потом вся команда с удовольствием ела торт. Точнее то, что от него оставалось.
— Даже самого Ржигу эта традиция не миновала?
— Конечно. Тут как в бане — все равны.
— Ну а третий фактор?
— Считалось, что Ржига не обращает внимания на тактику. На самом деле Милош привнес новшества в игру «Атланта». В те годы в КХЛ многие команды практиковали медленный переход из обороны в атаку. А у нас он был мгновенный.
— Благодаря Ржиге?
— Да! Он требовал, чтобы мы играли в быстрый хоккей. На этом и строился весь тренировочный процесс. Крайние нападающие знали: как только в нашей зоне защитник получает шайбу, ты уже должен нестись к дальней синей линии, ждать паса. Соперники к такому не привыкли, терялись. Поэтому «Атлант» постоянно забивал на контратаках.
Фото Татьяна Дорогутина, архив «СЭ»
Гашек
— Самое теплое воспоминание о Милоше?
— Мы не сразу поладили. В «Спартаке» первое время отношения были… В общем, присутствовала напряженность. А потом случайная встреча в баре. Поздний вечер, сижу за столиком, внезапно подходит Ржига: «О, Игорь, привет! Ну, раз уж пересеклись, давай что-нибудь закажем». Усаживается напротив, раскрывает меню.
— Взяли по кружечке пива?
— По бокалу вина. У меня, конечно, ступор. Совсем еще пацан — и тут главный тренер. Другой бы на месте Ржиги расшумелся: «Ты что здесь делаешь?! А ну бегом домой!» Оштрафовал бы, пригрозил отчислением. А Милош — очень человечный. Мы тогда душевно посидели, говорили о жизни, о хоккее. Правда, на следующий день с опаской ехал в Сокольники на тренировку. Думал — мало ли что… Если бы Ржига наказал меня деньгами или перевел в запас, я бы не удивился.
— А он?
— Увидел, улыбнулся, хлопнул по плечу: «Иди, делай регенерацию…» Это его любимая фраза. Всем видом показывал — ничего не произошло. Продолжал доверять. Ну а у меня в башке что-то щелкнуло. Понял, что за доброе отношение должен отплатить достойной игрой. Теперь уже не мог подвести тренера — и готов был лед грызть!
— Именно Ржига позвал вас в «Атлант»?
— Да. В октябре Милоша уволили из «Спартака», через неделю он принял «Атлант», а в декабре забрал меня в Мытищи. И мы выдали роскошный сезон. Не могу забыть один эпизод. Дома выигрываем серию у «Локомотива», всё, мы в финале! Вдруг Ржига выходит на центр площадки, кидает пиджак, встает на колени и склоняет голову перед болельщиками. Это что-то потрясающее!
— Гашек-то в «Спартаке» «сливал» Ржигу?
— «Сливал» — громко сказано. Но то, что они не нашли общего языка, — факт. Довольно быстро выяснилось, что эти две глыбы по-разному смотрят на хоккей. На то, как должен играть «Спартак». Руководство не поддержало Милоша, после чего в клубе началась чехарда. Менялись тренеры, игроки, а команда опускалась ниже и ниже.
— До ругани в раздевалке у Гашека и Ржиги доходило?
— Нет. Открытого конфликта не было. Но чувствовалось — отношения натянутые. Мягко говоря.
— Гашек еще и выглядел слабо в начале сезона.
— Да был просто никакой! Казалось, в отпуск приехал. Смотрел я на Гашека и думал — кого привезли? Но к декабрю он набрал такую форму, что снова превратился в великого Доминатора. Тащил все! За полтора месяца выдал шесть «сухарей»!
— Одному из нас Доминик рассказывал в интервью, что регулярно обедает в «Макдоналдсе».
— Ну да, он такой, скромный. В раздевалке никогда себя не выпячивал. Поселился в отеле рядом с метро «Сокольники», на тренировки ездил на велосипеде. Ближе к осени — в обтягивающем хоккейном комбинезоне, который обычно надевают под форму. Худенький Гашек в этом одеянии выглядел довольно комично.
— А с Ржигой вы еще и в «Словане» успели поработать.
— Когда Милош пригласил в Братиславу, у меня язык не повернулся отказать. Он спросил: «Игорь, поможешь?» — «Конечно!» Хотя были в КХЛ и другие варианты.
— Умер Ржига скоропостижно, в 61 год.
— Оторвался тромб.
Фото Никита Успенский, архив «СЭ»
Легионеры
— Швед Густафссон, сменивший в Мытищах Ржигу, как тренер — пустышка?
— Ну зачем вешать ярлыки? Не забывайте — при Густафссоне сборная Швеции выиграла Олимпиаду в Турине и чемпионат мира. Да, в «Атланте» у него не сложилось. Но тут вопросы не только к тренеру. Еще и к менеджерам, которые заразили наш хоккей страшной болезнью.
— Это какой же?
— Засилье легионеров. В каждой команде под них выделялся серьезный бюджет. На хорошие контракты брать пять иностранцев. Эти финны, шведы, чехи имели кучу игрового времени, постоянно выходили в большинстве и меньшинстве. А наши ребята оставались на вторых ролях. И что получалось?
— Что?
— Фактически твой клуб готовит игроков для сборной Финляндии, Швеции, Чехии. А русские ребята, которые как минимум не слабее, сидят на лавке. Смотрят, как те играют в хоккей. Ладно бы, привозили топовых легионеров, у которых наша молодежь могла бы чему-то научиться. Уровня Ягра или хотя бы Коваржа. Но нет, приезжали середнячки, которые в НХЛ никому не нужны. Вот такая политика сыграла губительную роль для нашего хоккея, в том числе для «Атланта». У меня и с Густафссоном из-за этого возник небольшой конфликт. Сейчас-то понимаю — надо было умнее себя вести.
— Как?
— Перетерпеть. Не идти на конфронтацию. Спокойнее реагировать на некоторые моменты. А я кипел, мечтал закрепиться в сборной. Билялетдинов был главным тренером, просматривал молодых. Взял меня на Кубок «Карьяла». Но в итоге сезон вышел скомканным, и на чемпионат мира я не попал.
— После «Атланта» вы едва не вернулись в «Спартак».
— Разве?
— Была же история, о которой мало кто знает. Вы со Станиславом Романовым приезжаете в Сокольники. Он договаривается со спартаковским руководством о контракте. Зарплата скромная. Тем временем вам в соседнем кабинете вручают уже заготовленный красно-белый свитер, фотографируют в нем. Вот-вот на клубном сайте проанонсируют возвращение. Вдруг агенту звонят из Уфы и говорят, что дают вам в пять раз больше. Все, вы игрок «Салавата».
— А-а, точно. Было. Конкретных цифр не помню, но в Уфе мне действительно предложили очень хорошие условия. Намного лучше, чем в «Спартаке».
Фото Татьяна Дорогутина, архив «СЭ»
Кинг
— Везло вам на ярких тренеров. Билялетдинов, Ржига. А еще Петр Воробьев, Кинг, Сумманен…
— В «Локомотиве» с Петром Ильичом я всего три месяца проработал. Уже в феврале его сменил Дэйв Кинг, с которым мы завоевали бронзовые медали. Но в этих медалях огромная заслуга Воробьева. Феноменальный тренер! В Ярославле тогда создавалась абсолютно новая команда. А он настолько быстро подготовил молодежь и адаптировал ее к взрослому хоккею, что «Локомотив» сразу вернулся на ведущие позиции в лиге.
— Воробьев-старший когда-то сказал Николишину: «Ты виноват в том, что ты есть». Самое удивительное, что слышали от Петра Ильича вы?
— Он из тех тренеров, кто не лезет за словом в карман. Человек прямой, жесткие разносы были в порядке вещей. Любого мог матом приложить, вывести из состава. Если игрок провинился, Воробьев его просто не замечал.
— Хоть здоровался?
— Здоровался. Но не более. Смотрел сквозь него, не писал, какую майку ему нужно на тренировку надеть. Как будто человека не существует!
— Вы тоже под раздачу попадали?
— Нет. Мне Петр Ильич доверял. Я вывозил его хоккей за счет «физики» и агрессии. А потом обстоятельства сложились так, что назначили Кинга. Классный тренер, многому научил. Внедрил в наш хоккей элементы, с которыми я раньше не сталкивался.
— Например?
— Быстрая перепасовка накоротке. И защитников, и нападающих Кинг заставлял сразу избавляться от шайбы. Но никаких длинных передач — только ближнему. Даже на маленьком участке поля.
— Как интересно.
— Защитник, выезжая из-за ворот, не швырял шайбу вперед, а искал центрфорварда. Тот подкатывался к нему, в это время крайние нападающие уже набирали скорость, зная, что через секунду-другую тебе вложат шайбу точно в крюк. В зоне атаки тоже никто не тянул одеяло на себя. Игра шла по принципу: получил, отдал, открылся.
— Хоккейная тики-така?
— Типа того. Я представляю, что говорили бы наши тренеры: «Зачем подсовываешь шайбу? Если ты защитник, отдай спокойно под дальнюю синюю линию…» А у Кинга на тренировках все упражнения были заточены под короткий быстрый пас, мы постоянно отрабатывали несколько вариантов выхода из-под прессинга. Защитников давили вполную, нападающие уже на автомате начали эти пасы отдавать — между ногами, под клюшкой, под коньком. Сыгранность была такая, что вообще никого не боялись!
— Потрясающе.
— Тогда совпало все — великолепная функциональная база, заложенная Воробьевым, и хоккей, который требовал Кинг. Отсюда и результат.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
Сумманен
— Теперь про Сумманена, с которым пересеклись в «Авангарде». Чудной?
— Не то слово! Однажды в перерыве матча влетел в раздевалку, сел на велотренажер, минут пять неистово крутил педали. Молча. Пот градом, рубашка мокрая насквозь. Потом вскочил, обвел взглядом команду и произнес: «Вот как нужно работать!» Он и хоккеистов пару раз вызывал на дуэль.
— Своих же?
— Ну да. В перерыве вставал посреди раздевалки, скидывал кроссовки, расстегивал рубаху и кричал кому-то: «Иди сюда! Будем биться!»
— А дальше?
— Если кто-то выходил, Сумманен начинал с ним бороться. Всерьез!
— Как на эти выкрутасы реагировали в команде?
— Посмеивались. Я так и не понял, то ли Сумманен действительно неуравновешенный, не способен с эмоциями совладать, то ли все это осознанная манера поведения.
— Но зачем?
— Чтобы дополнительно мотивировать игроков, вывести их из зоны комфорта. Вообще специалист неплохой. Неслучайно же с «Авангардом» выигрывал регулярку и добирался до финала Кубка Гагарина. Между прочим, в Омске я впервые столкнулся с тем, что тренерский штаб очень много внимания уделяет катанию. За это отвечал Янне Хейннинен, один из ассистентов Сумманена.
— Надо же.
— В конце тренировки он снимал на камеру с разных ракурсов, как мы катаемся. Потом показывал на большом экране — как ты ногу ставишь, как скользишь, какой КПД у твоего катания… Смотрели все — и молодежь, и ветераны. Увиденное расстраивало.
— Почему?
— А вы представьте. Вроде сложившиеся мастера — и тут выясняется, что их уровень катания далек от идеала. Хейннинен что-то корректировал, советовал использовать финские лезвия.
— Чем они отличаются от обычных?
— Пошире. Мне, правда, не понравились, почти сразу снял. Играть в них неудобно. Но все равно за сезон в «Авангарде» катание чуть-чуть улучшилось. А в «Атланте» у Алексея Ковалева многое почерпнул.
— Что именно?
— Он объяснял мне, как руки ставить, когда ведешь шайбу. Здесь ведь миллион нюансов. Есть грамотные движения. А есть движения-паразиты.
— Это какие?
— Ну, частенько ребята ведут ее так, будто топором рубят. Или ноги в этот момент неправильно переставляют. А у Ковалева, великого мастера, техника безупречная, вот и подсказывал. Мы даже ездили семьями на короткий предсезонный сбор.
— Куда?
— В Швейцарию. С Алексеем Подалинским, старым товарищем, они организовали там мини-лагерь для юных хоккеистов, взяли своих сыновей. Ну и меня за компанию. Получил шикарный опыт. Ковалев — фанат хоккея! Конечно, и катанию, и владению шайбой нужно обучать в школе, а не в команде мастеров. Но раньше у нас пробелов по этой части хватало.
Фото Федор Успенский, «СЭ»
Боль
— Парень вы здоровый. Часто на льду пускали в ход кулаки?
— Я мог подраться, это нормально. Играл в агрессивный хоккей, так что и мне порой доставалось. Но на площадке никогда не валялся. Думал: «Ну как это — упаду и буду лежать? Стыдно!» Даже после самых жестких силовых приемов не показывал, что мне больно. Сразу поднимался — и на лавку. Помню, когда в «Локомотиве» играл, из-за судьи заработал нокдаун.
— Каким образом?
— Разгоняюсь, а передо мной арбитр катится. Хотя по правилам должен у борта стоять. В последнюю секунду отходит и на меня вылетает соперник. От неожиданности не успеваю сгруппироваться или руки поднять, получаю сильный удар в челюсть.
— Клюшкой?
— Плечом. От боли аж в глазах потемнело. Упал на колено, но быстро вскочил, поехал на скамейку. Был очень злой! Никому ничего не сказал. Отдышался, нанюхался нашатыря и вышел на следующую смену — как раз с моим обидчиком.
— Отомстили?
— Разбежался, впечатал в борт и удалился. (Смеется.) До конца матча кое-как дотянул, затем дня три отлеживался. Когда врач узнал, что доигрывал с сотрясением, схватился за голову: «Ты что?! Нельзя!» Но в такие моменты не думаешь о последствиях.
— Зубы вам выщелкивали?
— Естественно. В основном клюшкой или локтем. Шайбой ни разу не попадали. Но передние все равно не свои, на лице много рассечений.
— Самый яркий шрам — память о каком эпизоде?
— Это в «Спартаке». Оббегал защитника, а голкипер вдруг выскочил из ворот и врезался прямо в меня. Маской разодрал полподбородка. Кожа свисала, кровища. Но ничего, в раздевалке быстренько заклеили, подшили — и обратно на лед.
— Вы и этот матч доиграли?!
— Конечно. Что такого? Вот если перелом — тогда в больницу надо. А рассечения в хоккее даже за травмы не считаются. Мгновенно зарастают.
— Капа у вас была?
— Только по молодежке на международных турнирах, где ты обязан эту штуку использовать. Но играть с ней было мучением. Затрудняла дыхание. Поэтому в России перед выходом на лед прятал капу в перчатку.
Фото Федор Успенский, «СЭ»
Урок
— С кем из хоккейного мира дружба сохранилась?
— Кроме Стаса Романова? С Пашей Виноградовым. Друг детства, очень талантливый игрок, ему прочили большое будущее. Какое-то время был в основе ЦСКА. К сожалению, травмы не позволили раскрыться. Сейчас мы с Павлом работаем в системе команд «Бурана» и «Капитала». Помимо взрослых он занимается детским «Бураном», передает мальчишкам неоценимый опыт, и они прогрессируют.
— Егор Козлов, врач СКА и сборной России, тоже ваш друг?
— Да. У нас теплые отношения, знакомы еще со «Спартака». Замечательный человек и большой специалист своего дела. Во многом благодаря ему удавалось быстро залечивать серьезные травмы и продолжать играть в хоккей. Егор помогает мне по сей день.
— Ну а куда же делись сотни приятелей, которые были рядом в золотые времена?
— Я вспоминаю, как трещали столы на банкетах после матчей. Кругом якобы куча друзей. Ты веришь, что все это искренне. Ты в полном порядке, при деньгах, игрок сборной. А потом трудный момент — и остаешься один. Тут-то и начинаешь прозревать. Приходит понимание, что твое окружение — мыльный пузырь. Он лопнул, и до тебя никому дела нет. Да еще самые близкие втыкают нож в спину. Все это я прочувствовал на себе. Но сразу скажу — ни на кого не в обиде. Хотя два года назад моя телефонная книжка сократилась до пяти номеров.
— В буквальном смысле?
— Да! А было их — около тысячи. Знаете, я даже благодарен судьбе за то, что увидел изнанку жизни. За испытания, которые на меня обрушились. Они не сломали. Наоборот, я преодолел их и стал сильнее. Наслаждаюсь жизнью, всеми ее красками. Попал в замечательный коллектив, в моей жизни все супер. Понимаю, какие двери передо мной открылись, и с огромной ответственностью отношусь к шансу, который получил. Если бы это произошло раньше, я бы не оценил. Поступил бы так же, как с хоккейной карьерой. Зато сегодня после жестоких уроков уже совсем иное восприятие.
У меня ведь был выбор. Мог сдаться, думая о том, что все кончено. Никого нет, ничего нет, кругом выжженное поле… Но я решил бороться. Каждый день, каждую секунду вгрызался в жизнь. Это был очень тяжелый путь. Но я рад, что его прошел.
— Если бы сейчас могли обратиться к самому себе 15-летней давности — что сказали бы?
— Ничего. Я размышлял на эту тему и понял: какие бы слова ни подобрал, тот Мусатов все равно бы не послушал. Сделал бы по-своему. Мне же многие тогда говорили…
— «Остановись! Одумайся!»
— Вот-вот. Я пропускал мимо ушей. Был молодым, дерзким, вспыльчивым, вообще не видел границ. У меня все получалось. Причем как на площадке, так и за ее пределами. Ну и потерял нить. Если в хоккее это грозит двухминутным штрафом или переводом в четвертое звено, то в жизни последствия гораздо серьезнее.
В какой-то момент я поскользнулся. Ошибся. Под словом «поскользнулся» подразумеваю даже не конкретные деяния, а неверно расставленные приоритеты. Куда-то в сторону меня увело. Распылялся. Эту бы энергию да в нужное русло, в хоккей, — карьера сложилась бы по-другому. Больше всего жалею, что не реализовал себя как игрок на сто процентов.
— Грустная история, Игорь.
— Надо было отбросить все пустое, какие-то соблазны — и сосредоточиться на хоккее. Но если бы я сказал себе это 15 лет назад — к сожалению, ничего бы не изменилось. Не стал бы никого слушать и рано или поздно нарвался бы на те же грабли. Я не мог их миновать. Просто мозгов еще не хватало. Теперь-то понимаю, что по-взрослому они тогда не работали.
Поймите правильно — я не пытаюсь оправдаться. И не перекладываю ошибки на других. Винить в своих бедах некого — кроме себя. Я получил жестокий, но очень полезный урок. А сейчас моя жизнь началась с чистого листа.